Ричард Швартц - Второй легион

Когда почти умираешь мучительной смертью от сломанного позвоночника, конечно это изменяет человека. А сейчас он так же, как и я отрастил ещё бороду.

Эти портреты были старыми, всё же охотники за головами нас нашли.

Я встал и вернулся в каюту, где Варош как раз наполнял чашу водой, которую нагрел над небольшой жаровней. Он поставил её на пол перед Зокорой, рядом сильно раненным речным моряком. Мужчина лежал спокойно. Зокора провела ему рукой по глазам, небрежно бросив окровавленный наконечник болта через плечо в реку и вымыла руки.

— Как он? — спросил я.

Зокора подняла взгляд и покачала головой.

— Без моей магии я всего лишь хорошая целительница. А для этой раны этого недостаточно. Он спит, я смогла облегчить его страдания. Но боюсь, что начнётся гангрена, хотя я тщательно промыла рану.

— Священники Сольтара используют винный спирт.

— А мы перегонный грибной отвар. У нас есть винный спирт?

— Дерал! — позвал я капитана. — У нас есть винный спирт?

— Не так много, эссэри.

— Пусть Армин принесёт его.

Армин открыл люк в носу корабля и исчез в нём. Пару минут спустя он вновь появился, держа в руке слегка запылённую глиняную бутылку. Я указал головой на тёмную эльфийку.

— Вот, эссэра! — он с поклоном протянул Зокоре бутылку. Та вязла её, вытащила пробку зубами и выплюнув воск, сделала глоток.

— Я думал, что он для раны, — заметил я.

Она с упрёком на меня взглянула, наклонилась к лежащему без сознания мужчине и поднесла рот к ране. Мужчина приподнялся от боли, Варош подбежал и придавил его к полу. Зокора выпрямилась, посмотрела на меня и провела пальцем по месту вхождения болта.

Вспыхнуло голубое пламя, мужчина закричал, а я помог Варошу его держать. Раненый застонал и вскрикнул, застучал руками и ногами по доскам палубы, затем ещё раз застонал и обмяк.

Пламя потухло, Зокора положила руки рядом с раной и нажала. Вытекла тёмная, почти чёрная кровь.

— Это уже лучше, — сказала она. — Хорошая идея, попробовать другой компонент. Этот винный спирт вбирает в себя магию лучше, чем грибной отвар. Прежде всего, он вкуснее.

Она снова поднесла бутылку к губам и в этот раз действительно выпила.

Мужчина захрапел. Варош деревянными щипцами вытащил полоску ткани из кипящей воды, подождал одно мгновение и начал перевязывать раненого.

Он то и дело останавливался и дул на пальцы. Затем поднял на меня взгляд.

— Горячо, — сказал он.

Я кивнул, я сам это заметил.

— Вы что-то хотели? — спросил он.

— Посмотрите на это, — сказал я, открывая папку с рисунками.

Закора тоже взглянула.

— Они у тебя хорошо получились, Хавальд.

— Это не я рисовал. Всадники были охотниками за головами. Кому-то было не жалко заплатить десять золотых крон, чтобы нас убили. Эти рисунки были у них с собой.

— И они знали, где мы, — заметил Варош. Он наклонился, чтобы рассмотреть рисунки, а затем покрасневшим пальцем коснулся портрета Зокоры. — Только на постоялом дворе она носила накидку вот так. Это было, когда у Ригварда начался мандраж из-за мороза. Первый день, когда она показала своё лицо, — он улыбнулся. — Тогда же я впервые её увидел.

Я тоже хорошо помнил тот момент. Он был прав.

— Прежде всего, как эти рисунки попали сюда? Требуются месяцы, чтобы преодолеть такое расстояние, разве что…

Я кивнул. Разве что эти рисунки тоже были пронесены через портал.

— Интересно, кто художник, — поинтересовался я.

— О, на это могу ответить я. У Хольгара были такие папки.

— Кажется, что как художник он был более талантливым, чем как охотник, — заметила Зокора.

Возможно. Хольгор слишком сильно полагался на свою магию; а почему бы и нет, она ведь почти сработала. Но только почти. Во всяком случае, рисовал он действительно хорошо.

— Если найдём оригиналы, то узнает, кто нас ищет. Потому что это всего лишь копии, — Варош ткнул пальцем в свой собственный портрет и поднял его вверх. Чернила отпечатались на его пальце. — Этим рисунком не больше одного дня.

— Как ты это заметил?

Мне самому не пришла бы в голову такая мысль.

— Мне также приходилось работать в скриптории. Священники говорили, что когда создаёшь копии слов нашего бога, это успокаивает душу. Я никогда не был в этом мастером, но быстро научился тому, сколько времени нельзя касаться пергамента. У этих чернил ещё есть определённый блеск. Как я уже сказал, они сохли не больше одного дня.

— Тогда кто-то раздаёт здесь наши портреты, — предположил я. — Но почему среди них Лиандра? Её же уже поймали.

— Может она не пожелала зайти на корабль, — предположила, улыбнувшись, Зокора.

Если она смогла освободиться… Мне так сильно этого хотелось! Но тогда её не будет на корабле. Если она не там, то где мне её искать?

— Если она смогла сбежать, тогда, скорее всего, вернулась к дорожной станции, чтобы узнать о вашей судьбе, — сказал Варош.

— Боги, надеюсь, что наши друзья смогли сбежать от этих работорговцев. Но то, что мы словно слепые, проезжаем мимо друг друга — досадно. Прежде всего потому, что мы не можем просто вернуться. Нам нужно найти корабль, чтобы обрести уверенность, — выкрикнула я и вскочил на ноги, я больше не мог сидеть на месте. — Но если она поехала в город, будет сложно найти её там. Газалабад похож на муравейник.

— Вас мы тоже смогли найти, — успокоил Варош.

— Кстати, кто бы не прислал этих охотников за головами, он богат. Этот пергамент новый и хорошего качества. Его не соскабливали, чтобы использовать повторно, — он посмотрел на него более внимательно. — И мне не знаком этот сорт.

— Это папирус, эссэры, — последовал комментарий Армина. — А не пергамент, — он протянул мне мою кольчугу. — Эссэри, я закончил работу. Так пойдёт?

Я осмотрел дыру, она была ещё заметна только по замененным звеньям, которые имели другой оттенок.

— Спасибо, Армин, хорошая работа.

Он засиял и глубоко поклонился.

— Я рад, эссэри, что угодил вам своей работой, потому что говорят, тот, кто хорошо и прилежно работает, обретёт благосклонность в глазах богов и попадёт в небесные…

Зокора посмотрела на него и приложила палец к губам.

— Мужичок, береги слова, как годы жизни, — промолвила она. — Псс!

— Простите, эссэра! Я только хотел…, - быстро начал он. Остальную часть речи он проглотил.

— Что такое папирус? — спросил его Варош.

— Что? — осторожно переспросил он, всё ещё глядя на Зокору, бесстрастно смотрящую на него.

— Папирус, — напомнил ему Варош.

— Что? О, да, конечно, эссэри. Папирус — это что-то вроде пергамента, но сделанный из тростника, — ответил Армин. — Не спрашивайте меня, как, эссэри, я только знаю, что для его изготовления использую тростник. Для ежедневных записей у нас берут папирус. Только для официальных документов, архивов, библиотек и храмов используется пергамент. А ещё им пользуются ростовщики.