Роберт Шекли - Сома-блюз. Романы

- Это Ирито Мутинами. Мой старый приятель с Ибицы. Мужчины пожали друг другу руки.

- Я там был в шестидесятом и шестьдесят первом, - сообщил Ирито. - Класснейшее место! Какие девочки! Какие наркотики! Не, мужик, там круто! А вы там бывали?

- Только одно лето, в семьдесят четвертом, - ответил О. А.

Одного лета, конечно, маловато, но и этого было достаточно, чтобы присоединиться к клубу любителей Ибицы. Они поговорили об общих знакомых, о пляжах, где загорали, о ресторанах, в которых обедали, о девочках, с которыми оба имели дело, - короче, обменялись воспоминаниями, как и подобает безутешным изгнанникам. Оба остались чрезвычайно довольны друг другом.

- Я рассказал Ирито, как обстоят дела, - сказал Питер. - Он с удовольствием будет испытывать на себе твои наркотики. Живет он в Чайнатауне, так что ему будет удобно ездить к тебе и поглощать твои изделия. Об оплате я позабочусь.

- Отлично, отлично, - сказал О. А., но из честности счел нужным добавить:

- Ирито, я надеюсь, вы понимаете, во что ввязываетесь?

- Зовите меня Томом. Меня дома так зовут. Мужики, но это ж круто! Пробовать на себе крутые наркотики да еще деньги за это получать! Слушайте, да я бы сам за такое еще приплатил, если надо! Это ж прям как в сказке! Как там у Хайяма? «Скажи, виноторговец, что ты купишь ценней того, что нам ты продаешь?» В смысле, это ведь то же самое!

- Вы японец? - спросил О. А.

- Иммигрант в третьем поколении.

- А нельзя ли спросить, почему вы живете в Чайнатауне?

- Мне повезло найти однокомнатную квартирку на Клинтон-стрит. Слышь, мужик, там кругом рестораны, где кормят, как в раю! Прям как в сказке!

- А местные вас не трогают? Ирито, он же Том, пожал плечами.

- С чего им меня трогать-то? Я для них просто еще один иностранец.

- Можете начать прямо сегодня? - спросил О. А.

- Да хоть сейчас!

- Том, это может оказаться не так круто, как вы думаете.

- Без проблем. С ломкой я как-нибудь справлюсь.

- Ну, я пошел, - сказал Питер, вставая. - Похоже, эту проблему мы решили. Я с тобой еще свяжусь, О. А.

Питер ушел. О. А. сходил в лабораторию и вернулся с пробиркой, наполненной вязкой голубой жидкостью.

- А как она называется? - спросил Ирито, приподнимая пробирку и глядя сквозь нее на свет.

- Пока никак. Это просто «проба-342А».

- Классное название! - сказал Ирито. - Мне уже нравится.

Так и пошло. Теперь, когда у О. А. появился Ирито в качестве испытателя, химику сделалось куда проще жить. Ирито был из тех почитателей наркотиков, про кого говорят, что они любят играть в прятки со смертью. Когда он ловил кайф, ему это нравилось. Когда наступала ломка, его это забавляло. Единственное условие, которое поставил ему О. А., - не употреблять никаких других наркотиков и алкоголя, чтобы не путать результаты опытов. Ирито отказался от своей марихуаны с некоторой неохотой. Она здорово помогала ему в изучении бухгалтерского дела в Нью-Йоркском университете. Но он пообещал и сдержал слово. Как потом оказалось, Ирито прекрасно обошелся без марихуаны. Плоды трудов О. А. доставили ему немало головокружительных часов, некоторые из которых были приятными и все - исключительно интересными.

Жертвенные одеяния Хобу понравились. Его облачили в них вскоре после того, как Питер удалился, клянясь, что он сделал бы все, что в его силах, но решительно не знает, что можно сделать. Почитатели Хоба принесли ему чистые брюки, рубашку и длинную куртку, все из отличного японского крепа. Когда он оделся, его окропили алым сандалом и киноварью и надели на шею гирлянду из бархатцев.

Хоб так заинтересовался рассказом Питера, что совсем забыл, что ему предстоит важное дело. Но ведь и бог может быть рассеянным, не правда ли? На самом деле, у кого на это больше права, чем у бога? Однако когда вернулся Селим, Хоб вспомнил о своем деле.

Невысокий, подвижный индус переоделся в длинное одеяние и надел тюрбан. Он привел с собой двоих спутников, тоже в тюрбанах. Они проводили Хоба в маленькую прихожую, сказали, что скоро вернутся за ним, низко поклонились и вышли, тихонько прикрыв за собой дверь.

Хоб увидел открытое окно. Он подошел к нему и вдохнул полной грудью свежий воздух. Внизу находилась покатая крыша. Как легко было бы сейчас выпрыгнуть на крышу, спуститься по водосточной трубе и скрыться в лесу! Обо всем они позаботились, а вот такую мелочь упустили! В делах людей всегда так. Люди стараются предусмотреть все и обязательно о чем-нибудь забывают. Хоб выглянул в окно, потом закрыл его и запер на задвижку. Чтобы он, бог, сбежал? Нет, он не хотел бы пропустить того, что будет сейчас, ни за что на свете!

Он немного посидел в медитации. И, когда за ним пришли, был полностью готов.

Хоб знал, что пришло время обряда, и с нетерпением ждал его начала. Он был весь проникнут древним религиозным чувством. Добровольная жертва! В наше время такое нечасто увидишь.

Стараясь ступать по земле, а не парить над головами своих спутников - хотя ему бы это ничего не стоило, - Хоб вслед за Селимом и еще несколькими людьми вышел из прихожей, прошел по коридору к двери, за которой оказался еще один коридор, и наконец очутился в большом зале, похожем на аудиторию. Зал был наполнен молящимися. Одни мужчины. Примерно половина из них, сидящие по одну сторону, были индусами в белых одеяниях и белых тюрбанах. По другую сторону расположились по большей части европейцы или латиноамериканцы, все в деловых костюмах. Они сидели на складных стульях, разделившись на две группы, точно родственники жениха и невесты на свадьбе.

Когда Хоб вошел, раздались аплодисменты. Хоб кивал, шагая через зал к маленькому возвышению впереди. Он кивал дружески, хотя и чуточку снисходительно - ибо он уже решил, что будет не каким-нибудь суровым, надменным божеством, а милостивым и дружественным богом, который готов сделать все для своего народа. Селим шагал рядом, чуть позади, у правого локтя, как и положено главному служителю культа.

Селим запел какой-то гимн, и прочие люди в тюрбанах подхватили напев. Это был низкий, монотонный антифон, прерывавшийся речитативом, во время которого начинал говорить сам Хоб, голосом звонким и величественным, подобным гулу бронзового гонга, произнося слова нового, неведомого языка, которым он обучит их позднее, когда возродится.

По одну сторону возвышения стоял длинный и низкий мраморный алтарь, застеленный белоснежным руном. Поверх руна лежал длинный нож с черным клинком, которому и предстояло совершить заклание. Висящий над алтарем прожектор заливал его белым сиянием. Хоб знал, что его место - на алтаре. Он подошел к нему - и все затаили дыхание. Разглядывая алтарь, Хоб увидел, что мрамор покрыт искусной резьбой и выглядит очень древним. Резьба изображала две фигуры по сторонам чего-то вроде древа жизни. Фигуры были выполнены рельефно, выступали из камня, в то время как древо, напротив, было вырезано бороздками. Хоб не сразу понял, почему это так. Потом сообразил, что канавки эти должны служить кровостоком, что по ним стечет его кровь, когда его принесут в жертву. Он с радостью увидел, что внизу стоит подобающий сосуд из оникса. Ни одна капля его драгоценной крови не пропадет втуне.