Анна Платунова - Академия Пяти Стихий. Искры огня [litres]

Вот как я хорошо все распланировала и мысленно скрепила сердце перед предстоящими трудностями. Перед выходом надела под сапожки теплые шерстяные носки, а поверх платья свою пелеринку на меху. Сейчас на солнце будет даже жарко, но под землей я буду рада тому, что захватила ее. Тем более что придется блуждать всю ночь. Крепись, Кора, крепись.

Ран ждал меня у крыльца. Он не стал утепляться, надев поверх только тонкую академическую куртку, и потому посмотрел на меня, закутанную и застегнутую на все пуговицы, немного удивленно.

– Смотрю, ты подготовилась, – усмехнулся он. – Раскусила меня, да?

– Ага, – созналась я. – Это плохо, что я все поняла?

– Ну, ничего хорошего, конечно, но попробовать стоит. Согласна?

Конечно, я была согласна. Теперь, когда я знала, что меня ждет, стало веселее, и жизнь снова заиграла красками и наполнилась звуками. Мы шли к развалинам по тропинке, ведущей между лугов, которые, несмотря на последние ясные дни, еще были полны жизни. Там в пожелтевших травах стрекотали какие-то жучки, каким-то чудом выжившие после снегопада. По правую руку темнел лес, и тропинка то приближалась к его кромке, то вновь отдалялась от него.

Я не знала, о чем говорить. Вертела в голове разные вопросы, и все казались мне невероятно глупыми. А Ран, кажется, совсем не тяготился молчанием. Сорвал длинную травинку и грыз ее, задумчиво поглядывая по сторонам.

– Хорошо дома все-таки, – сказал он, и я поняла, о чем он думал все это время. – Когда я был маленький, то бегал сюда сражаться с бестиями.

Я вскинула удивленный взгляд, а Ран вместо ответа поднял с земли палку и изобразил ей выпад меча. Раз-два, и соцветие болиголова упало к его ногам, как голова чудовища.

– На самом деле все оказалось не так весело, как я себе представлял в семь лет, – улыбнулся он, но улыбка вышла довольно мрачной.

Наверное, в эту секунду Ран вспомнил все те настоящие битвы, участие в которых он принимал вместе с родителями. И всех тех бестий, которые вовсе не походили на цветы.

Мы помолчали, продолжая путь. Наконец я набралась храбрости и произнесла то, что действительно хотела сказать:

– Твоя мама так добра ко мне. Она чудесная.

– Да. Чудесная. Мама всегда хотела иметь дочь, но…

Ран не договорил.

– А почему… – начала я и тоже замолчала. Нельзя такое спрашивать. Уж кто-кто, а пустышки знают толк в бестактных вопросах.

Развалины замка внезапно вынырнули в перелеске между двух лесных островов. Озеро, когда-то бывшее здесь, ушло без следа. Стены, осевшие в землю, были увиты плющом, и только серые башенки еще пытались как-то пробиться наружу из ласковых объятий, которые, однако, сулили только забвение.

– Мы пришли, – сказал Ран.

– Пришли, – эхом вслед за ним повторила я.

Полуразрушенный вход в лабиринт был прикрыт замшелым валуном. Казалось, нам его ни за что не сдвинуть с места – таким он выглядел тяжелым, но Ран навалился плечом, и камень довольно легко поддался его усилиям.

Ран шагнул вперед, на выщербленные ступеньки и протянул мне руку:

– Заходи.

В лицо дохнуло холодом и сыростью. Запах был как от застоявшейся болотной воды – не слишком-то приятный. Я стиснула зубы и вошла.

– Будем блуждать в темноте? – бодрясь, спросила я. – Я тут не помощник, сам знаешь.

– Ну зачем же в темноте. Пока, – мне даже показалось, Ран специально подчеркнул это слово, – пока при свете.

Он вытащил из кармана – ох уж эти волшебные карманы – амулет из желтого металла. Я узнала его – такие же точно заряжает мой папа. Огненные светильники. Стоит открыть, и возникнет шар-огневик, который держится иногда несколько часов. Дорогая игрушка, зато светильник куда надежнее, чем свечи. Ветер его не задует, и даже слабый дождь ему не помеха.

Амулет щелкнул, раскрываясь, и над нашими головами повис огневик, освещая дорогу. При свете подземелье стало выглядеть еще более мрачным и зловещим. Стены покрыты мхом и слизью, с потолка свисают паутина и какие-то серые сосульки, с которых капает вода. Весь пол в тине и иле, наверное, весной подземелье заполняется водой. Брр.

– Вперед, мой юный друг, – сказал Ран и зашагал по тоннелю. Я за ним. С потолка что-то лилось прямо мне на голову и за шиворот. Меня передергивало от омерзения. Как же гадко будет здесь одной в темноте.

– А когда ты меня оставишь? А как мне тебя позвать на помощь, если что? А долго мне надо будет здесь ходить? А крысы здесь водятся?

– Кора, сколько вопросов, – прервал меня Ран. – Не волнуйся так. Давай я тебе сначала кое-что покажу.

Мы шли по коридорам, которые ветвились и переплетались очень странно. Один тоннель мог разделиться на три, а потом они же соединялись вновь в один, некоторые ходы заканчивались тупиками, другие вели вниз, в непроглядную темноту, куда не доставал свет огневика.

Легко сказать, не волнуйся. Мое сердце билось как у загнанного зверька. Я с трудом заставляла себя идти вперед. Очень хотелось схватить Рана за руку и попросить его вернуться. Все равно ведь ничего не выйдет, я уже сейчас это чувствую. Но я молчала, а он вел меня вперед, все дальше и дальше по запутанной сетке тоннелей.

Мы вышли к круглому залу, чьи стены сложены из белого кирпича, а пол вымощен узорчатой плиткой, которая со временем потрескалась и затерлась. И все же когда-то здесь было, наверное, даже красиво. Думаю, мы пришли в центр лабиринта.

Ран подвел меня к одной из стен, и я увидела, что она испещрена надписями. Некоторые из них были почти неразличимы, стерлись с годами. Хорошо сохранились только те надписи, которые были процарапаны в камне.

– Смотри, – сказал Ран.

Я наклонилась ближе и увидела буквы, которые скакали и валились друг на друга. Неровные и смешные буквы, вырезанные детской рукой. «Димер и Ран, покорители подземелий», – прочитала я. О, Димер. Ясно. Наверное, я должна прийти в бурный восторг по поводу этого?

– Круто, – кисло сказала я. – Кстати, вы с Димером поссорились, что ли? Почти не общаетесь в последнее время.

– Мы не ссорились. Просто интересы как-то разошлись…

Бывает, ага. У меня с ним давно интересы разошлись. С рождения, видно. Я удивлена, что Ран еще так долго мог выносить моего несносного братца.

– Это все, что ты мне хотел показать?

Ран подумал секунду, потом указал на другую надпись.

– Увидел случайно в прошлом году. Вроде ерунда, но…

Я посмотрела на стену и поняла, что значило это «но». «Ри и Мол» было написано там. Два имени заключены в сердечко. И понятно было, что это писали родители Рана, когда сами еще, наверное, учились в Академии.

Два имени, дорогих его сердцу. Я оценила доверие. Конечно, для него это вовсе не «ерунда».

– Здорово, – прошептала я. – Твоя мама, оказывается, тоже сюда спускалась!