Юлия Чепухова - Лисья тропа [СИ]

Нет! Нельзя поддаваться! Князь только этого и ждет, отлично зная ее страхи. Нет, нельзя давать ему преимущества над собой. Он не сможет ее сломить. Шейн верил в нее, он сказал, что она сильная…

Шейн… Где он? Что с ним? Жив ли он? Сердце пронзила острая игла невыносимой боли. Ее любовь должна быть уже мертва. Князь не потерпит превосходства в чем-либо. А Шейн его сильно превзошел. Он добился любви княжеской игрушки, которой не смог добиться сам Анкалион. И это значит, что ее Шейн уже мертв. Ведь он простой человек. Слабый, смертный. Его так легко уничтожить, сломать. Тайли стало трудно дышать. Она отчаянно ловила ртом воздух, пытаясь не закричать. Шейн… Шейн! Прости меня… Прости! Горячие слезы скатывались по ее ледяным щекам, словно кровь. Возможно, она вся кровоточила, такой невыносимой была ее боль, будто из-за несметного количества ран на ее теле. Сердце оглушительно стучало в ее венах. И она слышала лишь его неровный, запинающийся ритм.

За что судьба так не справедлива к ней? Тайли только обрела крохи своего счастья в этой рабской жизни. И князь, в который раз, отобрал у нее все. Первой стала ее свобода. Затем были надежды на побег. Теперь же стала ее любовь. Осталась лишь ее жалкая жизнь, но вскорости, и она оборвется. Ведь из этой камеры Тайли не выйти живой.

Раньше, заковывая ее здесь, не только руки теряли подвижность, но и ноги. Сейчас же они были свободны, да и цепи на руках были намного длиннее обычного. В таком виде Тайли сможет защищаться, и князь об этом прекрасно знает. А значит, ей предстоит последний смертельный бой. Ну, что ж. Она предпочтет смерть воина в бою, чем жизнь наложницы в вечном рабстве.

Вечность… Это слово всегда было гранью для Тайли. Вечное рабство или вечное счастье. Словно ее жизнь это весы, а те две грани это их чаши. Тайли наивно поверила, что добро сможет победить зло, но заблуждалась. В ее жизни первая чаша перевесила. А может это и к лучшему. Она не смогла удержать свое счастье в руках, а значит, и не достойна его. Не достойна любви.

Поток ее мрачных мыслей был прерван топотом ног. Еще через мгновение тяжелая, обитая железом, дверь со скрипом, столь знакомым и уже родным, отварилась. Неясные фигуры заполнили камеру, выстраиваясь вокруг Тайли по кругу. Палачи были на месте. А вот и ее судья.

Князь хлопнул в ладоши, и дверь тот час захлопнулась, повинуясь его силе. На стенах по всей камере вспыхнули факелы, превращая место казни в своего рода арену для гладиаторских боев.

Сила князя сгустилась в тесном пространстве, подавляя волю, пригибая к земле. Но Тайли была слишком разъярена, чтобы подчиниться. Два века пыток и принуждения. Два столетия презрения и насмешек. Она все это терпела. Но когда ее лишили самого дорогого, Тайли позволила зверю в себе одержать абсолютный контроль.

С каждым ударом сердца, кицуне в ней подавлял всю боль и чувства, что раздирали ее сердце. Свою душу, душу Скайлер она отдала Шейну, и он забрал ее с собой в царствие мертвых. Оставив лишь пустую оболочку, бездушную убийцу, которой все ее считали с самого рождения.

Тайли не склонила голову и уверенно поднялась с колен. Она гордо вскинула голову, размяла затекшие плечи и ровно встретила наполненный силой взгляд князя, пронзая его своим смертельным спокойствием и равнодушием. Краем глаза Тайли определила количество стражников, что окружали ее. У каждого в руках были плети со стальными наконечниками. О, она отлично помнила эти семихвостые игрушки. Их ласковое прикосновение и пронзительный, леденящий душу, свист. Передернув плечом, Тайли перевела свой тяжелый взор на своего хозяина.

— И не жаль тебе, Анкалион, столь бравых ребят? Я наполовину свободна, а значит, буду обороняться. Буду убивать. — Мрачно проговорила Тайли. Ее угрожающе рычащий голос эхом отразился от каменного колодца над ее головой. — Сколькими ты готов пожертвовать, чтобы убить меня одну?!

— Блудливая тварь! — Рявкнул князь, теряя свое напускное спокойствие. — Мне и сотни будет не жаль, лишь бы ты достаточно страдала перед смертью!!

— Какой щедрый хозяин! — Ехидно бросила Тайли. — Как высоко он ценит жизнь одной рабыни.

— Это не секрет. Ты была особенной для меня. — В словах князя проскользнула горечь. Но в глазах не было жалости, лишь гнев. — Ты ела с моего стола… спала в моей постели… была ближе законной супруги!

— Да! Я была и зверюшкой, и наложницей, и немым стражем для тебя! Но не женщиной, у которой есть свои желания и стремления! — Выкрикнула Тайли в сердцах. — Таковой я была лишь для Шейна. И ты забрал его у меня… Уничтожил все, что было у меня!

— Еще нет, — спокойно возразил князь. Сердце Тайли трепыхнулось в груди и замерло. — Но как только я покончу с тобой, я вернусь в его камеру. И его муки будут страшнее твоих, если конечно, он еще останется в живых. Я оставил его на попечение моих особых стражников… Ты должна хорошо их помнить.

— Мерзавец!! — Прошипела Тайли сквозь удлинившиеся клыки. Она рванулась к его горлу, но цепи конечно же не могли достать до того места, где спокойно взирал на нее князь. — Подлый негодяй!!!

— Приятно слышать это от той, что в подлости смогла переплюнуть меня. — Холодно бросил Анкалион, и подал знак стражникам. Те, словно спущенные с цепи, со всех сторон рванулись вперед, обрушивая жалящий дождь из плетей на застывшую в ожидании кицуне.

Шейну казалось, что его избиения и пытки длились вечность и еще немного. То и дело беспамятство милостиво вырывало его из лап мучителей. Но вновь и вновь его возвращали назад либо ведром ледяной воды, от которого тело и без того в холодной камере начинало неконтролируемо сотрясаться крупной дрожью. Либо применяя к нему что-то вроде лечебной эльфийской магии, от которой Шейна чуть не наизнанку выворачивало, корежа ломкой, будто от героина.

Каждый раз его ранения после такого фокуса практически полностью затягивались, а сломанные кости восстанавливались. И его муки начинались по новому кругу. Раз за разом, снова и снова. Шейн уже давно желал одного, сдохнуть. Его держали на этом свете лишь пронзительные желтые глаза девушки-лисы, к которой он так отчаянно рвался всем сердцем. Он знал, что в этот момент очень нужен ей, что ей больно, и это сводило с ума похлеще всех пыток, что были применены к нему. Как бы он не рвался, он не мог освободиться, а тюремщики, посмеиваясь, прикладывали к его телу раскалённые кочерги, клещами вырывали ногти из пальцев и молотками дробили суставы.

Ко всему прочему веселью, оковы, что надежно удерживали его на месте, были частью дыбы или подобного механизма. Время от времени цепи натягивались с сокрушительной силой, выдергивая конечности из и без того поврежденных суставов. Но эльфийское целительство было сведуще и в этом, заставляя снова и снова проходить этот круг ада.