Александра Кристо - Уничтожить королевство

Я с отвращением отворачиваюсь.

— Через три дня мы причалим к Эйдиллиону. — Элиан отстраняется от стекла. — Тогда я и приму решение.

— А до этого?

По его лицу медленно расползается улыбка, и принц отступает, являя мне клетку во всей красе.

— А до этого…

Повинуясь невысказанному приказу, Мадрид хватает меня за локоть. На второй руке сжимаются пальцы Кая. Я дергаюсь, но хватка их смертельна. Миг — и меня, подняв с пола, волокут к клетке. Я извиваюсь, но тщетно.

— Отпустите! — требую и неуклюже пытаюсь их оттолкнуть, но парочка буквально расплющивает меня своими телами с двух сторон, не оставляя места, чтобы дышать или двигаться. Я запрокидываю голову и дергаюсь все отчаянней, разъяренная отсутствием контроля. Как же я сейчас хрупка и слаба! Будь я сиреной, могла бы одним махом разорвать их пополам. Я скалю зубы и щелкаю ими в воздухе, лишь чуть-чуть не дотянувшись до уха Кая. Он и бровью не ведет. Я и впрямь такая бессильная, какой себя чувствую.

Добравшись до клетки, они бросают меня внутрь, будто я невесомая. Я тут же вскакиваю, но, когда подбегаю к двери, уже упираюсь ладонями в стену. Пальцы скользят по поверхности, и я понимаю, что это не стекло, а прочный хрусталь. Я безжалостно бьюсь в него. Элиан по ту сторону скрещивает руки на груди. Мое человеческое сердце гневно колотится о ребра — сильнее, чем кулаки по тюремной стене.

Я обвиняющее тычу в принца пальцем:

— Ты хочешь оставить меня здесь до Эйдиллиона?

— Я хочу оставить тебя за бортом, — признается он, — но не могу заставить тебя пройтись по доске.

— Благородство не позволяет?

Элиан шагает к ближайшей стене и отодвигает одну из занавесей, за которой спрятан круглый переключатель.

— Мы давным-давно потеряли доску, — говорит и добавляет, понизив голос: — Тогда же я утратил и благородство.

Затем поворачивает выключатель, и мир захватывают тени.

В хрустальной клетке есть только ночь. Меня окутывает влажная тьма, и, хотя куб кажется непроницаемым, я чувствую запах сырого воздуха из внешнего мира. Время от времени кто-нибудь приносит еду, и мне даруют редкие минуты под светом фонаря. Он почти ослепляет, и когда я перестаю щуриться, фонарь уже гасят, а мои чувства всецело обращаются к подносу с рыбой. Вкус не сравнить с солоноватыми белыми акулами, но я и это проглатываю за секунды.

Не знаю, как долго я уже в хрустальной темнице, но обещанное прибытие в Эйдиллион грузом давит на плечи. Причалим, и принц попытается бросить меня на земле с людьми, которые ничего не знают об океане. Здесь я хотя бы чувствую запах дома.

Засыпая, я вижу кораллы и кровоточащие сердца. А просыпаюсь в кромешной тьме под удары волн о корпус корабля. Когда я впервые убила человека, было так светло, что я не могла вынырнуть, не прищурившись. Морская гладь едва колебалась, и солнце в мгновение ока растопило осколки кетонского льда, что еще оставались на моей коже.

Мне было двенадцать, а моей жертвой стал маленький принц Калокаири [12] Kalokaíri — греч. «лето». .

Это лишь красивая пустыня посреди необитаемого моря. Земля вечного лета, где даже ветер пахнет песком. В те дни зарождалась моя легенда, и королевская семья отправилась в плавание, тревожась куда сильнее, чем кто угодно другой.

Белое одеяние принца дополняла фиолетовая ткань, плотно покрывавшая голову. Он был добродушен и бесстрашен и улыбнулся мне еще до того, как я запела. Когда я появилась из воды, он назвал меня «ahnan anatias’ — «маленькая смерть» на калокаирском.

Мальчик не испугался, даже когда я оскалилась и зашипела, копируя мать. Забирать его сердце было не так уж противно. Принц сдался почти добровольно. Еще не услышав песню, он протянул руку, чтобы прикоснуться ко мне, а после первых неуклюжих нот медленно слез с пришвартованного парусника и пошел на глубину, ко мне.

Я позволила ему сначала утонуть. Пока его дыхание замедлялось, я держала принца за руку, и лишь когда убедилась, что он мертв, потянулась к сердцу. Действовала осторожно. Не хотела, чтобы было слишком много крови, когда семья найдет его. Не хотела, чтобы они представляли его страдания, тогда как принц умер очень мирно.

Забирая его сердце, я гадала, ищут ли его. Они уже поняли, что мальчик пропал с судна? Выкрикивают ли сейчас в океан его имя? Будет ли так кричать моя мать, если я не вернусь? Ответ на последний вопрос я знала. Королеве было бы плевать, исчезни я навсегда. Обзавестись наследниками несложно, и в первую очередь моя мать всегда Морская королева, а во вторую… во вторую нет ничего. Я понимала: взволнует ее лишь то, что я не забрала сердце принца, пока тот был жив. Что она накажет меня, поскольку я не доросла до чудовища. И оказалась права.

Мать ждала моего возвращения. Подле нее идеальным полукругом выстроились другие члены королевского семейства. Впереди — сестра Морской королевы, готовая меня приветствовать, а за ней шесть ее дочерей. Калья стояла последней, рядом с моей матерью.

Едва взглянув на меня, Морская королева тут же все поняла. Я видела это по ее улыбке и не сомневалась, что от меня разит сожалениями о смерти принца Калокаири. И как бы я ни прятала взгляд, она точно знала, что я плакала. Слезы давно растворились в океане, но глаза мои были налиты кровью, и я слишком тщательно стерла с рук все следы убийства.

— Лира, — произнесла королева. — Дорогая.

Я положила дрожащую ладонь на ее протянутое щупальце и позволила медленно притянуть меня в объятия. Когда мать посмотрела на мои чистые руки, Калья прикусила губу.

— Ты принесла подарок для любимой мамочки? — спросила Морская королева.

Я кивнула и полезла в сетку на талии.

— Я сделала, как ты велела. — Я баюкала сердце юного принца, подняв его над головой. Дар, трофей, коего она так жаждала. — Мое двенадцатое.

Гладкое щупальце погладило меня по волосам, затем сползло ниже, прошлось вдоль позвоночника. Я старалась не моргать.

— И правда, — голос Морской королевы напоминал рассветный бриз — плавный и нежный. — Но, похоже, ты невнимательно слушала.

— Он мертв, — сказала я, думая, что это точно самое главное. — Я убила его и забрала сердце.

Я подняла подарок повыше, едва не прижимая его к ее груди, дабы она почувствовала безмолвие сердца принца на фоне холода собственного.

— О, Лира! — Мать стиснула мой подбородок ладонью, пройдясь по щеке когтем большого пальца. — Но я не говорила тебе плакать.

Не плакать когда? После убийства принца или сейчас, в ее руках, на глазах королевской семьи? Я не знала точно, но губы мои дрожали от того же страха, что сотрясал руки, и когда первая капля выскользнула из моего красного глаза, королева тяжело вздохнула. Она подхватила слезу на палец и тут же стряхнула ее, словно кислоту.