Александра Кристо - Уничтожить королевство

— Каким он был?

Я мог бы описать Кристиана множеством эпитетов, но характер человека лучше познается по его поступкам, чем по горестным стенаниям его близких. Кристиан без конца сыпал поговорками и сентиментальными фразочками — я их никогда не понимал и высмеивать любил не меньше, чем слушать. В какой бы ситуации мы ни оказались, он находил подходящую случаю пословицу. «Любовь и безумие — две звезды на одном небосклоне. Новая крыша не защитит от прошлогоднего дождя». У него всегда было что-нибудь наготове, чтобы успокоить бушующий во мне шторм.

Я думаю о том, что бы сейчас сказал Кристиан, если б узнал о моих планах. Любой другой поддержал бы желание отомстить, но я знаю, что Кристиан не рассмотрел бы в кристалле оружие. Он бы даже не захотел, чтобы я его нашел.

«Если меч — твой единственный инструмент, ты всегда будешь отбиваться от проблем».

Вместо того чтобы рассказать все это Лире, я сжимаю в руке ожерелье и спрашиваю:

— Думаешь, она почувствует?

— Кто?

— Погибель Принцев. Думаешь, она почувствует смерть Морской королевы?

Вздох Лиры превращается в дым на ее губах. Воздух здесь разреженный и смертельно опасный. Надвигается буря, и ветер пронзает нас тысячей клинков. Дождь еще не начался, но я уже чувствую его запах и знаю, что через мгновение небеса разверзнутся. И все же не двигаюсь. Ночь стонет, сверкает молниями, густые облака ползут навстречу друг другу, пока не сливаются в бесконечную тень, перекрывшую звезды. С каждой секундой становится все темнее.

— Я гадаю, способна ли она чувствовать хоть что-нибудь. — Лира ерзает, а когда поворачивается ко мне, глаза ее пусты. — Полагаю, гадать осталось недолго.

Ночью мне снится смерть.

Вода, красная от крови, и человеческие тела, что дрейфуют средь пены моих павших сестер. Когда наконец поднимаются волны, они столь высоки, что могут коснуться черного неба, и они хоронят искалеченные трупы на дне морском.

Песок под ними разлетается в стороны, накрывая мое королевство золотой пылью. И во всем этом растворяется трезубец моей матери. Я взываю к ней, но я больше не часть великого океана, и потому она меня не слышит. Не видит. Не знает, что я наблюдаю за ее падением.

Она дает трезубцу ослабнуть и истаять.

Рядом с нею стоит Элиан, и воду вокруг него озаряет рассветное солнце. Глаза его — бездонные омуты, челюсть подобна обломкам затонувших кораблей и расколотых кораллов, а каждое движение быстрое и плавное, точно приливная волна. Элиан принадлежит океану. Создан для него, как и я.

Мы родственные души.

Элиан смотрит на дно. Я хочу спросить, почему он так очарован песком, когда в океане есть целый мир, какого он даже вообразить не мог. Почему он этого не видит? Почему не хочет взглянуть? Я же посмотрела на мир его глазами, разве Элиан не хочет посмотреть моими?

Меня разрывает от желания кричать, но я помню только псариин и не смею говорить с ним на этом языке.

Когда Элиан устремляет взгляд на песок, на лице его сломленное выражение, как и на лице моей матери.

Уже готовая сойти с ума от тоски и боли, я вдруг вспоминаю его язык. Я быстро перебираю слова на мидасане и нахожу нужные. Я хочу объяснить, что вне власти моей матери океан может быть полон волшебства и возможностей. Хочу утешить Элиана пусть даже крохотным шансом на мирное решение. Сказать ему, что, стань я королевой, все могло бы быть иначе. Что я не родилась убийцей. Но слова я нахожу слишком поздно. Когда они проясняются в моем сознании, я уже вижу то же, что и Элиан.

Он смотрит вовсе не на песок, но на сердца, что в нем сокрыты.

«Не смотри. Не смотри».

— Твоих рук дело?

Наши глаза встречаются.

— Твоих рук дело? — снова спрашивает Элиан на псариине.

Звуки его столь остры, что могут и язык порезать, и я вздрагиваю, когда изо рта принца сочится кровь.

— Я забрала много сердец, — признаюсь я. — Вот последнее.

Элиан качает головой, и с его уст срывается смех — прекрасное эхо хохота моей матери.

— Нет, не последнее.

Он протягивает руки, и я в ужасе отшатываюсь. Ноги подгибаются и, не в силах устоять, я падаю наземь. Я смотрю на сердце в руках Элиана, на кровь, обагрившую его пальцы. Не просто сердце. Его собственное сердце.

— Оно было тебе нужно? — кричит он.

Затем делает шаг вперед, и я качаю головой, предупреждая, чтоб не приближался.

— Лира, — шепчет Элиан. — Разве не этого ты хотела?

Я просыпаюсь, жадно хватая ртом воздух.

Руки мои комкают тонкую белую простыню, волосы разметались по обнаженным плечам. Корабль медленно покачивается на волнах, но ритм, в котором прежде я находила успокоение, теперь вызывает тошноту. Сердце мое неистово колотится о грудную клетку — скорее дрожит, чем бьется.

Когда я разжимаю кулаки, выпуская простыню, на руках остаются царапины. Злые красные полосы перечеркивают линии на ладонях. И как я ни стараюсь, не могу выровнять дыхание.

Видение повторяется по прерывистому кругу. Сердце Элиана в его руке. Его глаза, обвиняющие в предательстве. Карающий хохот моей матери.

Я всю жизнь избегала возможности быть не такой, как велит мне мать. Заглушала детское желание стать кем-то другим. Я ведь сирена, а значит, убийца. Это никогда не было правильным или ошибочным, это просто было. Но теперь мои воспоминания обратились жестокими снами, безжалостными видениями будущего, порицающими меня за прошлое, которое я не могу отрицать.

Правда о том, кто я есть, стала кошмаром.

Когда мы причаливаем, под «Саад» уже не вода, а слякоть. Все вокруг пронизано холодом, и сумеречный воздух, кажется, леденеет от одной только мысли о скором отсутствии солнца. Но светло здесь все равно как утром. Зеркало замерзшего неба и белые воды, укрытые снегом и ледяными узорами, создают прекраснейшее королевство, которому неведома тьма. Даже глубокой ночью небосклон остается синим, а сама земля будто излучает свет. Снег, отражающий бесконечное сияние звезд.

Пагос.

Пока мы шагаем по сугробам, я чувствую, как напротив сердца бьется о грудь ожерелье. Кристалл наконец-то близко. У меня есть ключ и карта с тайными тропами, и осталось только, чтобы Лира раскрыла мне подробности ритуала.

Воздух царапает щеки, и, несмотря на толстые перчатки, я опускаю руки в карманы. Местный ветер способен пробраться куда угодно, даже под кожу Я так закутан в меха, что с трудом передвигаю ногами. Мы движемся слишком медленно, и пусть я знаю, что непосредственной угрозы нападения нет, все равно не люблю быть неготовым к нежданным встречам. От этого меня трясет сильнее, чем от холода.

Я поворачиваюсь к Лире. Кончики ее волос покрыты инеем.

— Постарайся не дышать, — советую я. — Воздух может застыть на полпути.