Александра Лисина - Когда темные боги шутят

Я в свое время так в это уверовал, что до самого последнего дня воспринимал призыв как смертельную схватку. Готовился к ней, тренировал волю, стискивал зубы и упрямо ломился сквозь выстроенные самим же собой стены.

А на самом деле, выходит, сражаться ни с кем не требовалось? И было достаточно лишь нескольких пролитых на нужном алтаре капель крови, чтобы Тьма наконец стала послушной?

— Ну, Фол… вот удружил, — пробормотал я, кинув рассеянный взгляд за окно и обнаружив снующие по улице полупрозрачные силуэты: невидимые для абсолютного большинства гули жадно рыскали между торопящимися по своим делам людьми и старательно к чему-то принюхивались.

Солнечный свет их абсолютно не смущал. Обилие людей на оживленной улице — тем более. Они совершенно спокойно чувствовали себя посреди толпы и в отличие от смертных прекрасно знали, что их мир — не единственный.

Подойдя к окну, я некоторое время наблюдал за хаотичными перемещениями тварей, но вскоре обнаружил, что, несмотря на численность… я насчитал около двадцати гулей за десятую часть свечи… прямых столкновений с живыми они все-таки избегали. И причина такой осторожности очень быстро выяснилась: когда один из гулей не успел отскочить с дороги спешащего всадника, лошадь вдруг на полном ходу споткнулась и тревожно всхрапнула. Тварь, которую она едва не задела, недовольно оскалилась и прыснула в сторону, а всадник, витиевато выругавшись, огрел ни в чем не повинную скотину хлыстом. После чего умчался, не заметив, что «обиженный» им гуль целеустремленно порысил следом.

Чуть позже еще один гуль замер посреди улицы и, обнажив клыки, уставился на движущегося прямо на него неплохо одетого господина. Дородный мужчина выглядел рассеянным и, видимо, о чем-то глубоко задумался, поэтому подтаявшие лужи и взбитая экипажами грязь не заставили его выбрать место посуше. Однако когда между его животом и носом напрягшегося гуля осталось всего ничего места, мужик неожиданно остановился, беспокойно заозирался и, машинально потерев то место, в которое ему уже дышала разинутая пасть, без видимых причин свернул в сторону.

Совпадение?

С сомнением проследив за ускорившим шаг горожанином, я ощутил, как тревожно всколыхнулась окутавшая меня Тьма. И едва не отпрянул от окна, когда все тот же гуль развернулся всем телом и тяжелым немигающим взглядом уставился прямо мне в глаза.

Повинуясь внезапно проснувшемуся чутью, я быстро опустил голову, продолжая искоса следить за насторожившейся тварью.

Та сделала несколько неуверенных шагов по направлению к нашему крыльцу, принюхалась. Поморщилась, будто наш дом пах для нее чем-то неприятным… да так оно, собственно, и было; моими стараниями, конечно. Наконец скользнула под самое окно, на мгновение пропав из виду, и почти сразу вынырнула прямо у меня перед носом, вскарабкавшись по наружной стене с легкостью опытного скалолаза.

Я непроизвольно замер, когда перед лицом бесшумно распахнулась широкая пасть, усеянная острыми зубами. Раздувшиеся ноздри гуля дрогнули, когти, зацепившиеся за парапет, сжались, оставив на камне глубокие царапины. Я передернулся, невольно представив, какой скрип сейчас разнесся на темной стороне города, но с места не сошел. Даже напротив, подвинулся к окну так, чтобы гуль не смог проскользнуть внутрь, не задев меня хотя бы краем. А затем оперся обеими руками на подоконник, перекрывая доступ в свое недоделанное логово.

Видеть меня нормально тварь, как оказалось, не могла — ее напряженный взгляд блуждал по сторонам, будто то, что привлекло ее внимание несколько мгновений назад, бесследно исчезло. Она нетерпеливо покачивалась на широко расставленных лапах, пробовала подняться чуть выше. Затем спустилась чуть ниже подоконника, ненадолго отодвинулась и извернула короткую шею под совершенно немыслимым углом, будто это могло помочь сфокусироваться.

Я терпеливо ждал, не показывая виду, что заметил ее выкрутасы. Просто ленивый зевака у окна, которого заинтересовало противоположное здание… хорошо, что запах с темной стороны до меня не доносился. Иначе не уверен, что смог бы остаться спокойным. А вот Тьма сжалась в тугую пружину и, повинуясь интуитивному приказу, уползла куда-то вглубь, затаившись, как готовая к прыжку болотная гадюка.

Несколько мгновений гуль висел у меня перед глазами, беспокойно шевеля ноздрями и портя когтями несчастный карниз. Но потом все же сморщился, беззвучно чихнул и так же стремительно убрался, заставив меня облегченно выдохнуть.

Убедившись, что тварь вернулась на улицу и никому из ее сородичей нет до меня дела, я медленно отступил в глубь комнаты, на всякий случай задвинув шторы, и перешел на темную сторону. Задумчиво посмотрел на свои руки, на которых, будто почувствовав, что угроза миновала, снова появились крохотные язычки черного пламени. Очертил вокруг себя защитный круг, пользуясь жгутами Тьмы как обычным пером. А когда обнаружил, что впервые в жизни могу работать с ней без всяких посредников и постоянно истощающихся артефактов, растянул губы в недоброй усмешке.

Когда я закончил, в комнате царила непроглядная темень. Воздух был тяжелым, влажным, как в подземельях королевской тюрьмы, а на полу лежал тонкий слой черного инея, на котором тут и там проступали красноватые прожилки.

Смотреть на них простым зрением я не мог — в глазах все плыло и двоилось, из-за чего казалось, что вокруг застыло целое море крови. В этой же «крови» были перепачканы пол, стены, потолок. Багровые потеки виднелись на моих руках и рубахе. Я постарался как можно плотнее закрыть потяжелевшие веки, но и под ними расплывались кроваво-красные пятна.

Конечно, не стоило надеяться, что покровительство Фола избавит меня от побочных эффектов. Судя по тому, что чувствовал я себя преотвратно, да еще и счет времени потерял, Тьма не стала менее жадной, если не сказать наоборот, потому что последняя пара свечей полностью выпала из моей памяти. Но если раньше Тьма сожрала бы меня подчистую, то сейчас я всего лишь остался без сил… простых, человеческих… тогда как мой магический резерв почти не пострадал.

С трудом поднявшись с коленей, на которых пришлось просидеть незнамо сколько времени, я ожидаемо пошатнулся, вынырнул в реальный мир и, дождавшись, когда в онемевших ногах восстановится кровоток, побрел в ванную комнату, остро сожалея, что маги Смерти не приспособлены к целительству. Был бы я Хогом — щас бы пошептал, поводил руками, и все. А так — сколько еще буду отходить после такого эксперимента…

Неожиданно из-под плотно сомкнутых век медленно скатилось две горячие капли, и я замер, впервые за много лет по-настоящему встревожившись. Торопливо стер с лица невесть откуда взявшуюся гадость. С трудом, но все-таки распахнул глаза, поморщившись от стрельнувшей в затылке боли. Каким-то чудом рассмотрел на пальцах темное и с невыразимым облегчением подумал: «Кровь».