Виктория Шваб - Наш темный дуэт [litres]

Ночь полна монстров, и он должен охотиться.

«Тогда продолжай охоту», – шепнул его брат.

А почему бы и нет?

Они добрались до ворот Линии. Харрис послал сигнал по комму, и ворота отворились. За ними их ждал джип. Отделение прошло через ворота, но Август застыл.

Харрис оглянулся на него.

– Что такое?

– Встретимся в Компаунде.

– Вот еще! – возмутилась Ани.

– Если ты возвращаешься, – добавил Джексон, – то мы – с тобой.

– В этом нет необходимости, – ответил Август.

Он развернулся, но Харрис схватил его за руку.

– Никаких одиночных миссий, сэр, – отчеканил Харрис.

Таково было первое и самое важное правило Ночного отряда. Если нужно работать в темноте, этим занимается команда.

«Правило для них, но не для тебя».

Лео прав. Август не нуждался в команде.

– Отпусти! – предупредил он, а когда Харрис не послушался, толкнул его на Ани, достаточно сильно, чтобы оба потеряли равновесие. Что-то промелькнуло в их глазах, но Август отвернулся, даже не сделав попытки разгадать выражение их лиц.

– Доставьте Клыка в камеры. Это приказ.

И когда он двинулся прочь, никто не попытался его останавливать.

Как же странно – идти одному!

Он так привык к эху чужих шагов, к тому, что нужно думать о чужих телах и чужих жизнях. Без них он был свободен.

С каждым шагом огни Южного города тускнели, и Август, следуя за шепотом теней, достал скрипку и взял ее наизготовку.

Но что-то изменилось. Ночь была слишком тихой, улицы – пустынными, и он чувствовал, как монстры отступают во тьму.

Его комм затрещал.

– Август! – строго произнес Генри. – Что ты творишь?

– Выполняю свою работу, – просто ответил Август и выключил комм.

Фонари по обе стороны улицы мигнули и погасли, и его окутала тьма.

Секунду спустя ночь прорезал звук: не крик, а смех, пронзительный, резкий и полный яда.

– Сунаи, сунаи – так сладко поет,

Глаза словно уголь, а сердце как лед, —

Споет он и душу мою украдет!

Алиса. Август неторопливо повернулся вокруг своей оси, пытаясь отыскать ее, но голос эхом отдавался от зданий, а в темноте, на фоне черного занавеса, начали вспыхивать красные и белые глаза.

Август поднял скрипку, смычок коснулся струн. Голос Алисы раздался снова.

– И чего ты ждешь? – язвительно поинтересовалась она.

Темнота зашевелилась, и из нее вышли четверо малхаи.

– Сыграешь нам песенку?

И они бросились на него как по команде.

Малхаи были быстры, но теперь Август оказался проворнее.

Он извлек первую ноту, отрывистую и звучную. Она рассекла ночь. Она должна была рассечь и монстров тоже, заставить их остановиться.

Но не заставила.

Они продолжали наступать. Август отступил на шаг.

Смычок заскользил по струнам, песня полилась в пространство между ним и противниками, обрела облик, потянула за собой полосы света – но монстры даже, кажется, не услышали… Они двигались на него.

И в последний миг перед тем, как они добрались до него, Август увидел их изувеченные уши и понял, что они не могут его слышать.

Август выругался, бросил скрипку и скрутил смычок, выпуская наружу лезвие, а малхаи уже накинулись на него. Он полоснул одного по горлу. Черная кровь брызнула в воздух, отвратительная, как смерть, чьи-то когти впились в его руку, чья-то рука вцепилась в его волосы.

Но они были ему не ровня, совсем не ровня. В кои-то веки Августу не нужно было беспокоиться о людях, не нужно было беречь чьи-то еще жизни, кроме собственной. Свобода действовала ошеломляюще, и Август с головой ушел в странную музыку насилия, удара, разрыва, бойни, хруста, рывка, погибели.

Он сделался инструментом гибели, частицей музыки. Ноты звучали, а тьма окутала его ладони, дым скрыл пальцы и пополз к запястьям, и другое «я» сходило, как шелуха, и дюйм за дюймом очищало его. Малхаи кричали и корчились, и в груди его разгорелся жар, и сердце забилось сильнее, понукая его: «Давай, давай, давай же!»

Все закончилось. Скрипка лежала в нескольких футах от места драки, смычок был весь в крови монстров. Август стоял, пытаясь отдышаться после схватки. Изломанные твари валялись у его ног.

«Хорошо сработано, братец».

Август посмотрел на свои руки. Над кожей витали тень и дым. Тьма окутывала отметки у него на предплечьях, грозила стереть письмена с его кожи, стереть его самого. Но такого не произошло.

Бой завершился, и тени прямо на глазах у Августа истаяли.

Август потянулся и запрокинул голову.

– В следующий раз придумай что-нибудь получше! – крикнул он Алисе. Голос его гулко разнесся в темноте.

Генри ждал его у дверей Компаунда. Завидев Августа, он двинулся к светящейся полосе.

– Что ты себе возомнил?!

«Он не понимает».

– Как ты мог повести себя так безответственно?

«Просто не может».

– Тебя же могли схватить!

«Он человек».

Но Август никогда не видел Генри настолько удрученным. В искусственном свете он казался бледным и изможденным и дышал так тяжело, что Август слышал хрипы у него в груди. Его охватило беспокойство, но Август подавил его.

– Что на тебя нашло? – сердито спросил Генри.

– Ничего, – сказал Август. – Я исполнял свой долг. И сделал все правильно, – добавил он, хотя приподнятое настроение уже рассеялось, и кровь на руках сделалась липкой, а ее тошнотворный запах ударил в горло.

На лице Генри отразилось отвращение, и Август уцепился за спокойствие, так легко окутавшее его во время боя, за остатки свободы, которую он ощущал в темноте.

– Ты бросил свою команду.

– Я отослал их домой. Я в них не нуждался.

Генри потер бровь.

– Я знаю, ты переживаешь из-за Рез…

– Рез тут ни при чем, – возразил Август. – И вообще дело не в людях. Я устал проигрывать. Что толку в моей силе, если ты не позволяешь мне ее использовать?

Генри положил руки ему на плечи.

– Что будет толку в твоей силе, если мы тебя потеряем? Если Слоан убьет тебя? Посмотри на Ильзу. Подумай про Лео. Ты можешь считать себя непобедимым, но ты ошибаешься.

– Мне не требуется быть непобедимым, – произнес Август, стряхивая его руки. – Достаточно быть сильнее всех остальных.

Слоан провел рукой по полке. Когти проехались по ледериновым и кожаным корешкам собрания Харкера. Наконец малхаи отыскал то, что ему требовалось.

– Вот, пожалуйста, – пробормотал он, вернувшись в главную комнату пентхауса.

Три инженера сидели за столом, широкой плитой из аспидного сланца на стальном каркасе. Ножки стола были привинчены к полу, и от них к лодыжкам инженеров тянулись цепи. Стол был завален всяческими бумагами, но Слоан расчистил место и кинул книгу на каменную столешницу. И полюбовался тем, как люди вздрогнули при этом звуке.

– Чего вы хотите? – спросил один из инженеров.