Екатерина Бакулина - Кречет и Зимородок [СИ]

Тетка Каталина вздыхала.

— Смотри! — грозила она мальчику тонким морщинистым пальцем, по поводу и без, — а то закончишь как твой отец!

Хайме обижался и никак не мог понять — что она имеет в виду. Сама-то тетка никогда не объясняла, только страдальчески закатывала глаза и заставляла молиться во спасение заблудшей души. Хайме молился, но понять не мог. Закончить, как отец? Отец был рыцарем, сражался в Палестине, Сирии и Египте, он был героем и погиб как герой, — так говорили все! Хайме никогда не видел его, да и Хендрик, наверняка, даже не знал, что у него родился младший сын. Младший сын младшего сына…

Хайме тряхнул головой, отгоняя воспоминания. Шагнул вперед… и захватило дух!

Свет наполнял собой все! Насквозь пронизывал сотни цветных витражей, разбегаясь по гладкому серому камню россыпями драгоценных бликов — рубин, изумруд, сапфир и солнечный янтарь… алтарь тонул в этом янтаре, почти осязаемом, казалось, можно подойти и потрогать свет рукой! Тонкие пучки колонн — высокие, стройные, словно корабельные сосны, устремлялись в недосягаемую высоту, теряя вершины средь облаков. Да! Казалось, над головой лишь небо! Стены обходных галерей исчезали меж поднебесных витражей, янтарь растворял их без следа. И только тонкие косточки нервюр, изогнутыми стрелами теней расчертившие своды, заставляли поверить в рукотворность этих небес.

Хайме долго стоял, не решаясь даже вздохнуть. Несмелые звуки шагов его — казались почти кощунством.

И долго потом стоял на коленях у алтаря.

Господи! Дай силы пройти до конца, не испугаться, не свернуть. Дай силы, Господи!

А уже собираясь уходить, вдруг заметил, как из полутьмы бокового нефа сверкают глаза. Подошел… и едва ли не вскрикнул от ужаса. Откуда здесь… Нет. Всего лишь статуя. Сделанная так искусно, что казалось, чудище вот-вот пошевелиться, вздрогнет, шагнет из мрака в лучи янтарного света. Нет, не шагнет.

Перед Хайме стоял каменный виверн. Чуть припав на левую лапу, вытянув длинную шею и как-то неуклюже сложив одно крыло за спиной, второе готово вот-вот раскрыться… Хайме присмотрелся — крыло было сломано, это скульптор сделал его таким, даже видно торчащую кость. На левом бедре глубокая рана, каменное копье у зверя под ногой — наверное, вырвал и в ярости растоптал! Только в оскаленной пасти ярости нет, лишь до боли стиснутые зубы. А в каменных глазах застыла тоска. Взгляд устремленный в небо.

Раненый виверн не шагнет в лучи света — в тени ему безопасней. И сломанное крыло не даст взлететь. Пожалуй, зверь навсегда обречен прятаться здесь, старательно избегая взглядов святых с цветных витражей — они не одобрят.

— Зимородок, постой!

Венатор заметил еще издалека, плюнул на все, заорал, сил догонять уже не было. И так весь город обегал, выйдя из ратуши, охотник как сквозь землю провалился. И вот, наконец, увидел на углу, у площади. Сейчас свернет, и потом ищи его в толпе.

Зимородок остановился, ожидая, пока взмокший и запыхавшийся венатор поравняется с ним.

— Надо поговорить, Уль, — в полголоса сказал тот. — Я же просил подождать, куда ты пропал?

— Да парнишка тот… — Зимородок махнул рукой, — хотел кое-что посмотреть.

Венатор кивнул, вытер пот со лба.

— Ладно. В Хромого Циклопа пойдем? Тут недалеко.

В харчевне было светло и просторно, это только к вечеру наберется посетителей. Впрочем, широкой популярностью харчевня не пользовалась, здесь собирались в основном те, кто ценил тишину, сытный ужин без изысков и приятное общество. А то ведь подешевле всегда можно перекусить в Пьяном Драконе по соседству, а подороже (то есть по-благородному) — так это за углом, в Трех Грешниках.

Здесь чистенькие окошки, которые каждое утро заботливо протирает розовощекая толстушка Матильда, скобленые до блеска столы и жареная картошка со шкварками. Еще темное, чуть горьковатое пиво особого сорта, где хозяин такое берет — только черт, пожалуй, и знает.

Сам он (в смысле, хозяин, а не черт) в белоснежном переднике выбежал на встречу, радушно улыбаясь.

— Мессир венатор! Прошу вас! Давно у нас не были!

— Давно, — степенно согласился Иеф. — Нам как обычно, только карасиков, пожалуй, не надо.

Хозяин с готовностью кивнул, проводил их к уютному столику в глубине зала, и уже через минуту, словно сама собой, на столе возникла запотевшая бутылочка терпкого каталонского вина, а вслед за ней блюдо с сыром и крошечными тминными булочками.

— Сейчас рябчиков подадут, — заверил хозяин.

Венатор довольно крякнул, вытянув уставшие от беготни ноги, сам разлил вино по бокалам, попробовал и одобрил. Потом, прищурившись, глянул на Зимородка.

— И как тебя угораздило, Уль, — полюбопытствовал он.

Тот фыркнул, пожал плечами.

— Седина в бороду, знаешь ли…

Венатор страдальчески сморщился.

— Да, знаю… однако ж здоров был тот бес, который в ребро! Напал на епископа, на глазах едва ли не всего Дзюдзелле! — он хмуро пожевал губу, разглядывая старого друга. — Думаешь, тебе это сойдет с рук, а? Да если б не та папская грамотка, тебе бы давно уже греть пятки в пекле.

Зимородок взял тминную булочку, разломил, вдыхая аромат свежего хлеба, чуть помедлил и отправил половинку в рот.

— Его преосвященство отделался парой синяков и легким испугом, — сказал с ухмылкой.

— Уль!

— Да знаю я, — он отмахнулся, вздохнул. — Но ты хочешь сказать, я должен был отдать им Якоба?

Прищурился, глядя венатору в глаза.

Иеф шумно засопел, покачал головой. Якоба отдавать не хотелось, разве можно таких на костер? Ведь на вес золото! Да и человек хороший, хотя, конечно, Иеф не слишком близко его знал. Но тогда он не смог ничего придумать, отошел в сторону. А сейчас… не нравилось ему это дело, ох как не нравилось. Зимородку так просто не выкрутиться.

— С отпущением грехов тут не выйдет, Уль, ты перешел черту. Святые отцы давно уже на тебя зуб точат, а тут такой повод! Отпущение тебе даруют посмертно, радостно и от чистого сердца.

— Я знаю, — спокойно согласился Зимородок, принялся хрустеть второй половинкой булочки, взял кусочек сыра.

Венатор сердито сдвинул брови, выругался про себя (ругаться вслух Иеф давно уже себе не позволял, да, давно… пожалуй, с тех пор, как вернулся из Святой земли и повесил меч на стену).

— Я думал, ты уедешь, заляжешь на дно. Думал, в ближайшие лет так десять тебя больше не увидеть. Что ты делаешь здесь?

Зимородок поднял бокал.

— Жениться хочу.

Венатор тоже было взялся за вино, но едва не подавился, закашлял. На широком лице застыло нехорошее выражение.

— Ты в своем уме, Зимородок?

Тот не спеша отпил, покрутил бокал в руке.

— Знаешь, Иеф, — сказал задумчиво, — мне надоело бегать от них. То одно, то другое… Я ведь собирался купить землю, построить дом, уже место подобрал, у реки. Если б не Якоб…