Елизавета Дворецкая - Весна незнаемая, кн. 1: Зимний зверь

По мере того как Стремисвет с мечом Буеслава пересекал площадь, толпа стихала, только ее окраины, которым было плохо видно, толкались и переспрашивали. С волхвом во главе толпа наступала на Молнеслава, а он, все с тем же копьем в руке, застывшим взглядом глядел только на меч в руках жреца, как на свою неминуемую смерть. Лицо его из ожесточенного стало растерянным и почти испуганным. Этот меч был больше его, больше князя Достоблага, больше жреца и святилища, больше прямичевской толпы. Это его совесть, его судьба; сам род его, все прошлое и будущее рода наступало на него, чтобы потребовать ответа во всех его делах, и он пятился, пятился, еще не зная, хватит ли у него сил для решительного ответа. Противники его приободрились, видя, что боги, в лице Стремисвета, на их стороне; Молнеслав стал шаг за шагом отступать во двор.

Возле Наволоки и молодого воеводы в кольчуге снова загудели голоса. «Боится! Пятится! Знать, совестно меча-то! Так тебе! И на тебя управа есть!» – раздавалось там то с торжеством, то со злорадством. Но сторонники Молнеслава стояли плотной стеной, подняв над собой блестящую череду копий над сплошной стеной круглых красных щитов; сотник Добыслав все так же верхом следовал вместе с толпой к княжеским воротам и решительно сжимал в кулаке плеть.

Толпой Громобоя и Веселку занесло на княжий двор. Единственные во всей толпе они знали, как все это кончится, но волна общего чувства захватила и их, они были частью этой толпы и разделяли все ее страхи и надежды. Жадно вглядываясь в лицо Молнеслава, Веселка пыталась понять этого человека, который стал, быть может, причиной прямичевских бед полвека спустя, тех бед, которые достались ее поколению и исток которых она так сильно хотела найти. Он оскорбил и разгневал богов убийством братьев, он потерял меч – оберег всего племени… Казалось, если она узнает, как все это было, то увидит и путь к исправлению бед.

Отступая, Молнеслав оказался возле самого крыльца княжеских хором. Перед ним трое или четверо кметей щитами сдерживали толпу, не подпуская никого близко к нему. А на крыльцо уже вышел князь Достоблаг, и его тоже можно было узнать без труда: какая-то невидимая стена отделяла его от бояр и кметей. Между Достоблагом и Молнеславом не было никакого сходства – старший брат был ниже ростом, но плотнее, у него были светлые волосы, скуластое лицо и широкие брови с заостренным внутренним концом, отчего взгляд казался зорче и строже. На лице его были гнев, напряжение и усталость от смуты, ответственность за которую всегда лежит на плечах князя, хоть был он в ней виноват, хоть нет. И Веселка, зная, что видит уже почти мертвого, с болезненным состраданием вглядывалась в его лицо, стараясь получше запомнить, как будто это могло как-то ему помочь.

– Именем Перуна Праведного заклинаю я вас, сыновья князя Остромысла, – остановите вражду! – заговорил Стремисвет, приблизившись к княжескому крыльцу и не доходя лишь несколько шагов.

Теперь оба брата были совсем рядом, один на высоком крыльце, а другой внизу, возле ступенек, и жрец мог видеть их обоих одновременно. И оба смотрели на него: младший – с враждебной настороженностью, не ожидая от волхва ничего хорошего для себя, старший – с недоверием и усталостью. Видно было, что князь позволяет волхву говорить только из уважения к служителю богов, но в пользу от его вмешательства не верит.

– Много лет тяжко страдает дух князя Остромысла в Прави, видя, что нет мира меж его сыновьями, что жажда власти заглушила в ваших сердцах голос родной крови! – продолжал Стремисвет, и теперь его слушали все. На княжеском дворе никто не открывал рта, и даже на площади люди жадно ловили слухом каждое его слово, надеясь, что мудрый служитель Перуна Праведного даст им ответ на самый важный вопрос: кто прав? – На мече Буеслава призываю вас принести клятву мира друг другу. Этот меч вам предком завещан, и с ним сказано было: дается народу моему сила могучая, и никто же не победит его, только сам он победит себя. Не допустите, чтобы речение на наших глазах сбылось. Ты, Достоблаг, на этом мече клялся быть честным и добрым князем, а сам на своих братьев наветы бросаешь…

– Я не бросал! – вскрикнул князь. Над толпой вспорхнул легкий потрясенный гул: Достоблаг почти перебил жреца. – Я свои обеты держал! – с трудом подавляя досаду, продолжал князь. – Я хотел в мире с братьями жить. Яробрана при себе держал, лучше чем о себе заботился. Молнеславу лучший город отдал, чуть не с половины племени он дань собирал. Он хотел в походы ходить – я его не держал. А ему все мало! Он…

– Мне мало! – перебил Молнеслав и поставил ногу на первую ступеньку крыльца. При первых же словах старшего брата его растерянность сменилась прежним ожесточенным гневом. – Я кровь проливал, от дружины едва половину из-под Ветробора привел, а добыча моя где? Ты все себе забрал! Мои кмети головы клали, а твои в золотых поясах ходят! А пока я в походе был – кто мою дань собирал? Не ты?

– Да тебе дай добычи – ты еще такого натворишь… – начал один из бояр на крыльце. Но ему не дали говорить: толпа опять зашумела.

– Я в походе был, а Яробран дома умер! – кричал Молнеслав. – Так ты о нем заботился, так берег! Уберег! А сам-то ты поклянешься ли на мече, что не ты его извел? Поклянешься?

– Сам поклянись! – кричал в ответ Достоблаг, наклонясь с крыльца. Его белокожее лицо налилось кровью, короткие светлые волосы топорщились, глаза выпучились: даже забота о княжеском достоинстве больше не помогала ему держать себя в руках. Все то, о чем он раньше думал и молчал, оберегая честь рода, теперь рвалось наружу. – В походе ты был! Ты-то был, а кудесников кормилец твой здесь приваживал! Сам поклянись! Вот и меч Буеславов! Сам поклянись!

– Клятва! Вот тебе моя клятва! – рявкнул Молнеслав.

Не всякий взгляд сумел за ним уследить – Молнеслав метнулся к жрецу, выхватил у него из рук меч Буеслава, и толпа вскрикнула: над крыльцом вдруг взвилась ярко-синяя молния. Священный меч первого прямичевского князя вырвался из ножен на свободу. Будто сама собой синяя молния взлетела на крыльцо – и все услышали короткий, сдавленный крик. А князь Достоблаг, только что стоявший у всех на виду, вдруг дернулся назад, взмахнул руками и упал на спину, как подрубленное дерево. Все его люди, вместо того чтобы его поддержать, отшатнулись в разные стороны, будто боялись, что падающее тело их придавит. Стоя ближе, они видели, как лезвие меча впилось князю в основание шеи и погрузилось на всю ширину клинка – а значит, помощь уже не нужна.

Кто-то из Достоблаговых кметей вскрикнул и бросился на убийцу. Молнеслав перемахнул через перекладины крыльца и оказался между толпой и стеной хором, где к клети примыкала баня. Теперь между ним и толпой были его собственные кмети. В руке у него горел синим пламенем меч Буеслава, а лицо его было дико и страшно: он стоял лицом к лицу с целым враждебным миром и сам еще не вполне осознал дело своих рук. Но не было силы, способной его остановить; однажды приняв решение отстаивать свои права, он готов был биться хоть со всем светом. Веселка ахнула: из этих черных глаз на нее глянул Зимний Зверь.