Энтони Варенберг - Рыжая Соня и Осенняя Луна

— Если тебе холодно, оденься, — предложила она, стараясь преодолеть необъяснимую дрожь, охватившую ее саму. — Ты что, еще не понял? Работать тебе сегодня не придется. Не со мной, — при последних словах голос ее, однако, звучал совсем не так уверенно.

Огден не сводил застывших, немигающих глаз с лица Сони, и в какой-то момент ее охватила невероятная слабость. Руки и ноги словно налились свинцом. А главное, тот, кто стоял перед ней, был вовсе не Огденом.

Соня тихо, жалобно вскрикнула — как она не поняла сразу, как могла так ошибиться?! Это же… Север. Боги. Север, с которым она так давно рассталась и которого так отчаянно, безоглядно любила! Он здесь, он вернулся, он каким-то невероятным образом нашел ее и устроил это свидание.

Соня протянула к нему руки, хотя краешком угасающего сознания продолжала противиться — не может быть, это не он, не… конечно. Не Север, а еще невероятнее — самый давний, первый ее мужчина, убитый ею Сулар… или…

Он обнял ее. Его губы скользнули по ее лицу, по безвольно приоткрывшимся губам. Он был лучшим. Средоточием всего самого желанного, что заключалось в каждом из тех, с кем Соня когда-либо бывала прежде. Соки вожделения напитывали каждый мускул, жар тлел в животе, поднимаясь вверх, к сердцу, и опускаясь вниз, как пламенеющие лианы.

Блаженство стало настолько сильным, что это было даже больно, как глотать воду сквозь распухшие губы. И в этот момент она ощущала себя такой до головокружения счастливой, что не испугалась той легкой резкой боли, когда поцелуй превратился в…

Но другая боль разом выдернула ее из блаженного транса. Камея Элгона вдруг обожгла ей грудь, и Соня с воплем очнулась, изо всех сил оттолкнув Огдена.

— Ты что делаешь, мразь проклятая?!

На его губах, уголки которых злобно и разочарованно подрагивали, была кровь. Соня провела ладонью по собственной шее: так и есть, этот ублюдок укусил ее! Его зубы были совсем рядом с самой крупной веной, еще бы чуть-чуть, и… Ну, Ликенион, гадина, наверняка ведь знала, к кому и куда ее привела! Вот тебе и ванирский князь — псих, убийца, может быть, даже инкуб! Настоящая нечисть! Она выхватила нож, с которым, слава богам, никогда не расставалась, выставив блестящее на совесть отточенное лезвие впереди себя.

— В сторону. Выпусти меня, — резко скомандовала Соня, — или я тебя сейчас прикончу.

Она не ожидала, что он добровольно подчинится, и была готова к отчаянной битве.

Соню трясло, но она умело скрывала свое смятение, намериваясь сражаться до конца. Он крупный, сильный. Возможно, полагает, что легко справится с женщиной в драке один на один. Что ж, придется ему доказать, какое это заблуждение.

Но нет, он даже не попытался возразить, а пошел отпирать дверь, повернувшись к Соне спиной.

И тут ее ожидало еще одно потрясение: эта спина выглядела как сплошная рана. Как будто Огдена держали прижатым к раскаленной решетке, прутья которой прожгли ему плоть, и было это совсем недавно — ожоги казались свежими, Соня почти ощущала запах горящего мяса.

Но это же должна быть такая жуткая, свирепая, невыносимая мука, которую и представить себе невозможно! Пытка огнем — самое чудовищное, что можно сотворить с человеком, раны от ожогов наиболее болезненны и хуже всего заживают.

Если бы Соне кто-то заявил, что душевные терзания страшнее физических, она бы плюнула такому «моралисту» в лицо за его благоглупости. Сказать подобное способен лишь тот, кто понятия не имеет о телесных страданиях.

— Стой, — хрипло сказала она. — Огден? Какой выродок тебя пытал? Я бы ему за такое своими руками глаза вырвала, — она изо всех сил стиснула зубы. Бешенство клокотало в душе Сони, как лава в сердце готового вот-вот проснуться вулкана. — Странно, как ты вообще еще на ногах держишься, как способен это терпеть. Другой бы просто умер.

Серо-голубые льдинки его глаз, когда Огден, помедлив, обернулся к ней, теперь казались более живыми. Во всяком случае, в них возникло удивление.

— Какое тебе дело до меня? — спросил он. — Я от ожогов не умру. Ничего страшного.

Глаза белого тигра, вышедшего на охоту, подумала Соня, стараясь не отводить собственный взгляд. Она вслух выругалась почище портового грузчика. Это помогло возвратить себе уверенность.

— Тут можно поспорить. Разве что тебе повезло, и ты отличаешься особой выносливостью. Ты из Ванахейма, как и я сама, — напомнила она. — Значит, не совсем мне чужой. И я желаю знать, как случилось, что ты оказался рабом в Немедии. Что с тобой произошло? — для убедительности она перешла на язык своей матери-ванирки.

— Это было давно, — сказал он на том же языке, который, однако, прозвучал необычно, изысканно, так, словно… один из диалектов, на коем говорили столетия два назад. Впрочем, Соня много лет не бывала в Ванахейме. Могла и ошибиться.

Огден замолчал, собираясь с мыслями. Она указала ему на место рядом с собой, и он сел на постель, не глядя ей в лицо. Соне почудилось, будто его чудовищные раны стали менее глубокими. Хотя, конечно, такого не могло произойти за столь короткое время. — Я действительно князь, у тебя правильные сведения. Ты не представилась. Как твое имя?

— Соня, — сказала она. — Кто приказал тебе убить меня нынче ночью?

— Никто, — возразил он.

— Лжешь. Ты хотел разорвать мне горло. Ты что-то сотворил со мной, чтобы я не сопротивлялась, навел морок. А потом ты укусил меня. Я не могла в этом ошибиться! И я должна знать, чей приказ ты выполнял. Ликенион? Ты ее собственность, ведь так?

— Ликенион хотелось бы так думать. Но она тут ни при чем. Мне нужна была твоя кровь. Не ей. Мне. Потому что я голоден.

— Не поняла. Что еще за бред? Ты пьешь кровь людей? — Соня не могла поверить собственным ушам.

— Кровь животных куда хуже. Это такая гадость! — с отвращением отозвался Огден.

Он что, нарочно ее пугает? Соне сделалось до того жутко, что она отодвинулась от мужчины и, подняв руку к горлу, сжала в ладони камею. Похоже, талисман Сына Света спас ее, предупредив о грозящей опасности, и в нем — ее надежда пережить эту ночь. Огден коротко улыбнулся.

Под верхней губой блеснули клыки. Таких она не видела даже у собак. Хуже. Даже у волков! Как она могла не заметить их раньше? Соня моргнула и затрясла головой. В следующий миг лицо Огдена уже было вполне человеческим.

— Я должен бежать отсюда сегодня же, — сказал он. — Послушай, ты тут заявила, будто никому еще не удавалось подчинить тебя своей воле. Но ты говорила о людях.

— Да, — кивнула Соня. — Ты себя к людям не причисляешь? Ты не человек?

— Был человеком, — уточнил Огден. — Прежде. Теперь уже нет. Я вампир, — добавил он так буднично, словно это все разом объясняло. — У меня нет времени рассказывать долго. В двух словах, мой враг сумел справиться со мной и из мести превратил в своего раба, а потом продал в Бельверус, лишив изрядной части той силы, которой я обладал. Ликенион глупа, но она желает, чтобы я сделал ее подобной себе самому. Она не может и не хочет понять, почему это невозможно, и бесится. Дело в том, что она вполне способна меня уничтожить.