Энтони Варенберг - Рыжая Соня и Осенняя Луна

— Ну, упрямое создание, будь по-твоему, — вздохнула Соня, чувствуя, что в отношении Аггу действительно перегнула палку, испытывая из-за этого неловкость и согласившись хоть в чем-то уступить, — оставайся здесь. А этот парень, которого ты прямо-таки видеть не можешь — хотя и лукавишь относительно него сама с собой — пусть возвращается. Князь, скажи Туоргу, что ты ему не помощник до тех пор, пока твою невесту не найдут живой или мертвой. Пусть-ка поищут. Это даст нам возможность выиграть какое-то время, возможно, даже несколько седмиц, которые нам совершенно необходимы.

— Необходимы для чего? — осторожно спросил Эльбер, который понимал замысел Сони не лучше остальных: только богам известно, что творится в голове у этой рыжей бестии!

— Для того, чтобы ты успел поставить и сыграть свою драму, — как ни в чем не бывало, отозвалась она, твердо и спокойно глядя ему в лицо своими потрясающими серыми глазами.

Хотя ее слова прозвучали совершенно отчетливо, он подумал, что ослышался.

— Соня, ты просто не представляешь себе, о чем говоришь. Это вполне понятно и простительно — не может ведь человек разбираться в вещах, к которым не имел никакого отношения. Но поверь, времени для постановки требуется несравнимо больше. Какие там «несколько седмиц»! Хористы… актеры… нужны сотни повторений, чтобы каждый усвоил, что должен произносить и в какой последовательности. Иногда на это уходят долгие месяцы. Сейчас я не знаю даже, кто из нынешних актеров сможет играть со мной, мне еще только предстоит найти подходящих людей и объяснить им, как я вижу эту драму, и лишь потом…

— Нет, Эльбер, ничего этого не потребуется, — все так же четко и безмятежно произнесла Соня, медленно покачав головой. — Тебе не нужны другие актеры. Ты сделаешь все один. Ты, единственный в мире человек, способный не рассказать, а показать все то, о чем думаешь и что чувствуешь.

Он замер, уставившись на нее. По мере того, как до бритунца доходил смысл сказанного Соней, выражение его лица менялось от недоверчивого до восторженного.

Если разум его готов был вступить с нею в яростный спор, находя тысячи причин, по которым столь невероятное, дерзкое предложение не может быть осуществлено ни при каких обстоятельствах, то в глубине души Эльбер уже полностью принял эту безумную идею. Он, как еще никогда прежде, ощущал клокочущую в нем сверхчеловеческую, присущую ему от рождения, силу, которая только и ждет, чтобы ей позволили в полной мере проявить себя, вырвавшись наружу и явившись миру во всей полноте, но полноте укрощенной, не стихийной, подвластной его воле. Нечто отдаленно похожее произошло с ним в Стигии, когда Эльбер сумел пробить казавшуюся несокрушимой плиту ударом руки — тогда он тоже до последнего, пожалуй, момента не верил, что способен на подобное, но Соня сознательно вывела его из себя, заставив попробовать… и победить.

— Ты справишься, Белый Воин, — сказала она на языке Мбонго. — Не сомневаюсь. А остальное предоставь мне. В конце концов, каждый должен делать то, что у него лучше всего получается.

— Что за бред? Какой еще, пропади он пропадом, баджанг? — раздраженно переспросил Ютен, испепеляюще глядя на Хэйдзи, лицо которого оставалось бесстрастным. — Я указал тебе и твоим людям, куда идти и где искать того, кто тебе нужен, в обмен на то, что требуется мне самому. Ты нашел и то, и другое, а теперь намерен отступить, ссылаясь на какие-то сказки, которыми у вас на Островах пугают малых детей!

— Баджанг высасывает кровь жертвы и вешает труп вниз головой на дереве, — повторил Хэйдзи терпеливо. — Сильный демон, мертвец, который ходит. Чтобы подчинить его себе, надо иметь власть над мертвыми. У меня такой власти нет, и я знаю свои пределы. Я не могу с ним сражаться. Он убил и выпил Тайру, оставив в живых Гэмбана, чтобы тот принес труп ко мне и я понял, что происходит. Отступник, которого мы искали, стал самым опасным цзян-ши, баджангом, либо каким-то образом овладел умением заставлять их служить ему.

— И ты струсил, Хэйдзи, верно? Струсил, поджал хвост, как шакал, — с удовольствием проговорил Ютен, отлично зная, какое ужасное оскорбление наносит своему собеседнику. — Ты готов потерять лицо и покрыть позором имя господина, который поручил тебе выполнить задание, а ты не справился с ним, отказываясь преследовать отступника до конца! А? Каково! Что я слышу! — злобно забавлялся он. — Неужели все то, что мне было известно о загадочной, грозной касте Призраков с Островов, коей я так восхищался и перед представителями которой благоговел, всего лишь красивая легенда, а на самом деле вы — обычные слабые люди, жалкий дикий народ, годный лишь на то, чтобы забавлять зевак трюками с оружием в бродячих цирках!

Хэйдзи молчал, но если бы взглядом можно было убивать, Ютен был бы уже десять раз мертв.

— Ну, — граф перевел дух, выплеснув некоторую часть своего раздражения в язвительных репликах и с удовлетворением отметив, что каждый его удар достиг цели, оставив на сердце Хэйдзи кровавые раны — ведь он оскорблял не только его самого, а, главным образом, все то, частью чего Призрак себя ощущал и мыслил, — хорошо. Если предположить, что твоего баджанга можно поймать и уничтожить, и я готов научить тебя, как это сделать, согласишься ли ты продолжать бороться? Он опасен только ночью, днем это всего лишь холодный, неподвижный труп, который вообще не может оказать никакого сопротивления даже ребенку. Все дело в том, чтобы определить местонахождение его дневного убежища. Понимаешь, он должен где-то спать, скрываясь от солнечного света. Что, на твоих островах по этому поводу думают иначе? Ну да, пожалуй, ведь ваши цзян-ши и баджанги скорее оборотни. Но, Хэйдзи, ты лишь слыхал о них, я же имел дело с этими существами. Более того, мне даже удавалось подчинять их себе, хотя и при несколько иных обстоятельствах. Но так или иначе, я тоже знаю свои пределы и обладаю определенным опытом.

— Тогда что тебе мешает пойти и сделать все самому? — осведомился Хэйдзи, сохраняя ледяную, непробиваемую любезность. — Что тебе нужно от меня?

— Ты не выполнил свою часть договора, — снова напомнил Ютен. — Не привел ко мне женщину и бритунца, не вернул мою собственность, которую они имели наглость похитить. Ты не можешь оставить все так, как есть, и тебе придется помочь мне разобраться с этим… цзян-ши, коль скоро именно он стал непреодолимым препятствием для осуществления твоих и моих планов. Да, я легко могу в одиночку убить его днем, когда он не опасен. Но он мне нужен… я бы рискнул сказать, живым, не будь он и так давно мертв; надеюсь, ты понимаешь, что я имею в виду. А в этом случае задача значительно усложняется. Нам следует дождаться заката — времени его пробуждения. Дневной свет способен сразу его уничтожить, а я бы очень этого не хотел… по личным причинам, которые тебя не касаются. Если он окажется переродившимся отступником, которого ты преследуешь, я отдам его в твои руки, и ты убьешь его сам. Если это нечто иное, он — мой. Что скажешь?