Марина Дяченко - Алена и Аспирин

Из гостиной, куда ушла Алена, донеслась фраза, сыгранная на пианино. Обрывок мелодии. У Аспирина мороз продрал по коже – не то от музыки. Не то от нового ощущения «дыры в мирозданье». Будто дрогнула тонкая пленочка, за пленочкой – хаос…

– Ты не знаешь, где живет Ирина? Соседка? Ну, она лекарства… она, короче?

– На четвертом этаже. Мы с ней когда-то в лифте ехали.

– А квартира?

– Спроси у тети Светы. Она знает.

– А как я объясню, зачем мне надо?

– А с какой стати объяснять? Что ты, как мальчик…

Алена была права.

Не дожидаясь лифта, он сбежал вниз по лестнице. И опять же по лестнице взлетел на четвертый этаж. Поднял руку, чтобы позвонить, задержал дыхание. Опустил руку. Бегом поднялся к себе, накинул куртку, выскочил в аптеку; купил сироп от кашля, самых дорогих порошков и таблеток, выкинул из кулечка чек и снова вернулся к Ирининой двери.

Позвонил.

– Кто там?

– Это я, Алексей… сосед.

– Одну минуту…

Наверное, она приводила себя в порядок. Во всяком случае, когда она открыла дверь – в самом деле, через одну минуту, – лицо ее было по-прежнему спокойным и даже умиротворенным, и только больные воспаленные глаза несколько портили картину.

– Я принес вам лекарства, – с порога затараторил Аспирин. – А то ведь свинство с моей стороны – вы нам так помогли, все закрома, наверное, повыскребли, а время гриппозное, простудное, на всякий случай что-то надо иметь под рукой…

Он чуть не добавил: «Так, дорогие слушатели, заботимся о себе любимом, пополняем запасы, не щелкаем клювом, минздрав предупреждает…», но вовремя осекся.

– Спасибо, – сказала Ирина. – Но это вы зря. Я ведь вам не взаймы давала.

Зависла неловкая пауза. Аспирин топтался на пороге.

– Может, вы войдете? – без радости предложила Ирина.

– Нет, спасибо… Я только на минутку… А этот милый человек, с которым вы беседовали, мне кажется, я его где-то видел. Он, случайно, не депутат?

– Нет, – Ирина вздохнула. – Это просто мой муж… Бывший. Вернее, несостоявшийся.

– Это ее муж. Бывший. Вернее, несостоявшийся. Не уверен, что я правильно понял.

– Она его любит?

– А хрен его знает. Не разобрал, – признался Аспирин.

Солнце село.

– Скажи, что ты все выдумала, а?

– Я все выдумала, – Алена болтала под столом ногами. Перед ней стояло блюдечко с чаем, пар закручивался вялым смерчиком.

Аспирин глотнул из своей чашки – и обжегся.

– Говори, что ты там видела, – потребовал, как только ослабело жжение на губах и языке.

Алена молчала.

– Смерть у него с косой стояла за левым плечом? Так, что ли?

– А вот как ты думаешь, – по-деловому начала Алена, будто и не слышала его вопроса, – ей сразу скажут? Или потом?

– Откуда я знаю? У меня ни разу в жизни не было бывшего мужа… тем более, несостоявшегося.

Алена отнесла блюдечко к мойке, ополоснула, аккуратно поставила на сушилку.

– Я пошла заниматься, – сказала сурово.

– Сколько можно? У тебя вон скрипка на морде отпечаталась, как будто в челюсть кто-то стукнул… Соседи опять обо мне подумают хрен знает что…

– А тебе не все равно, что подумают соседи?

Аспирин посмотрел на телефонную трубку. Она лежала на белом, чисто вытертом столе, молчаливая и черная.

Алена вышла. Аспирин прислушался; она играла гамму – бегло, звонко, потом этюд, потом еще один этюд, повторяла и повторяла, добиваясь совершенства. Потом зависла пауза; быстро, будто боясь передумать, она сыграла последовательность нот, начало мелодии, от которой у Аспирина по всему телу забегали мурашки.

Он заставил себя допить чай.

Алена легла спать в половине одиннадцатого – с Мишуткой под боком. Аспирин все так же сидел за кухонным столом. Соседи сверху включили аудиосистему, Аспирин минут десять морщился, слушая эту какофонию (лысый звук, бочка тупо бьет, заглушая вокал), потом постучал по батарее. Соседи покуражились еще минуты три, потом заглохли.

Аспирин заварил себе чаю.

В половине первого накинул куртку и вышел во двор. У клумбы торчали, беседуя под сигаретку, два припозднившихся собачника (их питомцы, дог и ротвейллер, кружили по разные стороны от детской площадки, подчеркнуто не замечая друг друга). Аспирин похлопал себя по карманам – сигареты остались на кухне.

Окно Ирины – прямо под кухонным окном Аспирина – светилось. Аспирин вернулся домой.

В половине второго он вышел снова. Консьерж Вася дремал в своей будке, но на стук входной двери вскочил и бдительно захлопал сонными глазами.

– Леша! Из клуба?

На Аспирине были домашняя рубаха в клеточку и спортивные штаны.

– Да я просто так… Гуляю.

Вася удивился.

Аспирин остановился у подъезда, запрокинув голову, глянул в сонную рожу дома. Рожа была почти сплошь темная – светилось редко, то здесь, то там, и только у Ирины – Аспирин поежился – горели окна во всей квартире…

Он пешком поднялся на четвертый этаж.

Позвонил.

– У меня даже нечем помянуть… В доме ни вина, ни водки.

– Принести коньяка?

– Нет, Алексей. Погодите. Просто посидим.

Она была белая, как свечка, и очень сосредоточенная.

– Как вы там говорили… дыра в мироздании?

– А вы запомнили? – растерялся Аспирин.

Она натужно улыбнулась краешками губ:

– Конечно… Он вылетел на встречную через полчаса после нашего разговора.

Аспирин молчал. Не в его привычках было выслушивать чужие излияния, он даже в поезде, в купе, избегал разговоров с попутчиками. Он понимал, что Ирине теперь надо выговориться, что это будет долго и тягостно, и что назавтра она станет отводить глаза при встрече. Он все прекрасно понимал – но готов был исполнить свою миссию до конца. Отдать долг? Вряд ли, он вовсе не чувствовал себя должником… По крайней мере до сегодняшнего вечера.

– Я ему не желала зла, – сказала Ирина. – Честное слово. А вышло так… «не доставайся же ты никому».

– Вы не виноваты, – сказал Аспирин.

Морщинки между ее бровями сделались чуть мягче:

– Как ваша девочка? Я вижу, она со скрипкой ходит… Вы нашли с ней общий язык?

– В какой-то степени.

– И вы починили машину. Вот видите, ваша дыра в мироздании затянулась…

«Если бы», чуть не сказал Аспирин. И сжал зубы, насильно удерживая за ними болтливый язык. Язык рвался наружу, желая сказать – брякнуть, ляпнуть: «А смерть уже стояла у него за плечом…»

– Разве нет? – Ирина смотрела ему в глаза. – Не затянулась?

– Она стала шире, – глухо сказал Аспирин. – Но я привык.

Алена спала на боку, подложив руку под голову, другой рукой прижимая к себе медведя. Аспирин остановился посреди комнаты.

Было пять часов утра. Его пошатывало.

– Эй…

Он решил для себя: не проснется сразу – он не будет больше пытаться, повернется и уйдет. Дождется утра, так уж и быть… хотя дожидаться тяжело.