Марина Дяченко - Алена и Аспирин

Она плюхнулась на диван, обняла медведя, ласково потрепала за ушко:

– Соскучился, маленький? Я же сказала, что скоро вернусь.

– Они могли тебя забрать! Без него… И без скрипки… Запихнули бы в машину – и все!

– У тебя мания преследования, – она скупо улыбнулась, прижимая к себе мишку. – Не бойся, Леша, меня не так-то просто куда-то запихнуть… Ты меда купил?

– Меда?

– Ну я же просила тебя купить мед для Мишутки! Что он будет сегодня есть?!

В ее голосе было столько обличительной силы, что Аспирин, понурившись, побрел на кухню – шарить по полкам.

– Ребенок больше не будет заниматься в музыкальной школе.

Светлана Николаевна, учительница музыки, стояла перед Аспирином на лестничной площадке. Это было страшно невежливо с его стороны – не пускать ее в дом. А с ее стороны – вежливо вот так являться домой к полузнакомому человеку, который ясно дал понять, что не хочет тебя видеть?

– Алексей Игоревич, вы не правы. Это будущее вашего ребенка…

– Светлана Николаевна, еще одно слово – и я спущу вас с лестницы.

Она отступила. В этот момент он в самом деле похож был на человека, способного исполнить угрозу.

– Просьба в дальнейшем не беспокоить, – сказал он, закрепляя успех.

Она развернулась и бросилась по лестнице вниз, едва удерживая слезы. Аспирин остался стоять, и секунду спустя услышал вскрик этажом ниже: два женских голоса вскрикнули одновременно.

– Ой!

– Да что вы…

Он перегнулся через перила.

Ирина стояла на лестничной площадке. Топот убегающей учительницы гулко доносился снизу, из подъезда. Ирина смотрела ей вслед почти с ужасом. Они столкнулись, понял Аспирин. Хорошо еще, что порывистая Светлана Николаевна не сбила соседку с ног…

Ирина подняла глаза и увидела его.

Секунда. Холодный сквозняк подъезда.

Потом они разошлись, не сказав друг другу ни слова.

Преддверие Нового года всегда приносило нехилый дополнительный заработок. Корпоративные вечеринки начались уже в середине декабря, и Аспирин устраивал праздник попеременно чиновникам, бизнесменам, каким-то продвинутым лицеистам и опять чиновникам, и так почти без перерыва. Он уставал, как собака, зато семейный бюджет поправился и даже, пожалуй, разжирел.

Вместо погибшего инструмента Аспирин купил по объявлению другой. Эта новая скрипка превосходила покойницу по всем статьям: разница в звучании слышалась невооруженным ухом. Алена была довольна.

Приближалось католическое Рождество. Проезжая на машине мимо елочного базара, Аспирин вдруг притормозил. Вот уже много лет он не опускался до возни с елкой – Новый год проходил где угодно, только не дома. Но у самого края ограды из жердей стояла (вероятно, с рекламной целью) огроменная темно-зеленая ель. Откуда ее привезли, какой «Зеленый патруль» оплачет ее кончину – Аспирин не стал себя спрашивать. Он вышел из машины, и торговец, как водится, заломил цену – ель была его гордостью, до праздников еще оставалось время, а покупатель вовсе не выглядел бедняком. Аспирин вытащил кошелек, как барон на рабском рынке, велел связать ель веревкой и «присобачить» к багажнику.

Втаскивая елку в лифт, он проклял свой глупый порыв. Хотел уже выбираться и тащить колючую тяжесть по лестнице, но тут зеленая верхушка наконец-то вместилась в коробку и пришлась по габаритам, как родная. Вздохнув с облегчением, Аспирин нажал на «пять», и в эту самую секунду в лифт – в незагроможденное елкой пространство – впрыгнула женщина.

Аспирин успел увидеть, как спокойствие на лице Ирины сменяется паникой, а паника – решимостью. Лифт полз наверх; Ирина нервно поправила челку, две вертикальные складки на лбу сделались виднее.

– Я думала, нам надо поговорить…

Лифт приехал на пятый этаж. Аспирин не успел пошевельнуться – Ирина нажала кнопку девятого.

– Я думала… нам надо поговорить. Я думала – это нормально, когда люди разговаривают.

Аспирин уныло подумал, что ошибся в ней. В женщинах он ценил прежде всего легкость – и при встречах, и при прощаниях. Они с Ириной доставили друг другу радость и разошлись по обоюдному – он так думал – согласию. Неужели она закатит сцену?!

Лифт приехал на девятый. Ирина, секунду поколебавшись, нажала кнопку с цифрой «два». И лифт снова поехал; Аспирин двумя руками удерживал тяжелую елку, ладони его были в смоле, иголки норовили ткнуться в щеку.

– Я понимаю, в твоем кругу… так, наверное, и делается. Когда люди, будто кошки… когда им все равно, вместе они или…

Она была очень красная. Ей было стыдно за каждое слово, но удержаться она уже не могла. Замкнутые в тесном пространстве, в компании огромной колючей елки, они ездили вверх и вниз, будто экипаж маленького, забытого и обреченного космического корабля.

– Я тебя презираю, Алеша. Мне бы хотелось, чтобы ты это знал.

Лифт приехал на второй. Ирина, всхлипнув, нажала кнопку девятого, спохватившись, выставила руку в дверь, и створки не сошлись. Ирина выскочила из лифта и кинулась по лестнице вверх. Аспирин, не думая, еще раз нажал почему-то кнопку девятого.

А через минуту, выгружая ель на своем этаже, он услышал, как внизу бранится консьержка тетя Света:

– Эй, кто там в лифте балуется?!

– Зачем это? – удивилась Алена.

Аспирин положил елку на пол в прихожей. Тут же о нее споткнулся. Чуть не упал, хотел поддать дерево ногой, но в последнюю минуту все-таки удержался.

– Что-то опять случилось?

– Ничего.

– Да ладно, я же вижу… Зачем ты елку приволок?

– Если тебе не нравится, выброси в окно, – сказал Аспирин и закрыл за собой дверь спальни-кабинета.

Пять минут было тихо. Потом Алена заиграла снова.

Он лег, не раздеваясь, и закрыл глаза. И через несколько минут провалился в параллельную реальность: ему казалось, что он лежит в спальне с зеленоватыми занавесками, и что на пыльном подоконнике несет вахту старая настольная лампа. И что Ирина спит рядом.

И он протянул к ней руку, счастливый, что все так хорошо разрешилось и не было, оказывается, тех суетливых дней, когда они считали друг друга чужими людьми. Рука провалилась в пустоту, но Аспирин не захотел просыпаться. Не открывая глаз, попробовал еще раз – дотянуться…

И пришел в себя.

Шторы были серые, комната – другая, никакой лампы не было в помине. Полоска света выбивалась из-под двери.

Щурясь, он выбрался в коридор: по всей квартире пахло хвоей, и елка не валялась, связанная, на полу в прихожей. Она стояла в гостиной в большом ведре, огромная, влажная, и занимала собой чуть не полкомнаты.

Под елкой сидел на расстеленной наволочке Мишутка. Глядел на Аспирина.

– Где у тебя игрушки хранятся? – Алена впервые за много дней казалась довольной. – В смысле, елочные?