Анна Филатова - Что-то придется менять [СИ]

Судя по реакции зрителей и все так же пристрастного комментатора, команда в этот раз была на высоте (впрочем, в прошлый раз они тоже были на высоте, просто Поттер тогда оказался еще выше них) и выиграла не без усилий, зато с каким-то довольно фантастическим счетом. Флинт победе радовался сдержанно, и когда Гермиона подошла его поздравить, сказал, что теперь все зависит от матча Гриффиндор-Хаффлпафф: если Гриффиндор выиграет, то первенство в любом случае ему и достанется. Видимо, именно поэтому даже в Слизерине (не говоря уж о школе вообще) о предстоящем матче Гриффиндор-Хаффлпафф говорили гораздо больше, чем о победе Слизерина в матче с Рейвенкло. Переживали за первенство, должно быть. Ну, по крайней мере, Гермионе хотелось верить, что это такая извращенная форма патриотизма. Если бы выяснилось, что даже слизеринцев просто гораздо больше волнует Гриффиндор, чем собственный факультет, это было бы как-то уж слишком печально.

Как бы то ни было, посмотреть на игру Гарри Поттера… то есть, конечно, команды Гриффиндора против Хаффлпаффа собирались буквально все. Малфой уже начал заготавливать несмешные шутки на тему того, сколько именно на этот раз Поттер будет цепляться за метлу. Паркинсон столь же старательно репетировала веселый смех, призванный подчеркнуть остроумие реплик Драко. Гермиона признала его окончательно невменяемым и снова практически переселилась в библиотеку.

Но в вечер перед матчем он достал ее даже там. То есть, на самом деле, не совсем он, не совсем ее и не совсем достал… одним словом, ее угораздило выйти из библиотеки ровно в тот момент, когда Малфой и Лонгботтом встретились неподалеку.

— О, Лонгботтом, как ты вовремя! — обрадовался Драко. — Я как раз искал, на ком бы мне потренироваться.

Пока Лонгботтом подбирал достойную фразу для ответа, Малфой уже достал палочку и произнес «Локомотор Мортис». Гермиона была теоретически знакома с действием этого заклинания, но на практике его раньше не видела, хотя знала, что среди разборок младших курсов это обычное дело. Просто разборки эти обычно происходили без нее. И лучше бы происходили без нее и впредь: неимоверно жалкое зрелище. Ноги Лонгботтома буквально приклеило друг к другу, он тут же потерял равновесие и упал. Но хотя его, беднягу, конечно было жалко, куда противнее почему-то было от Малфоя. Гермиона прекрасно понимала, что в списке качеств, которые Слизерин полагает необходимыми и полезными, нет ни честности, ни терпимости к противникам, ни уж тем более сострадания. Но Гермиона искренне полагала, что среди качеств, присущих истинному воспитаннику дома Слизерина, не должно быть бессмысленной жестокости, уже просто потому, что это глупо.

Если бы только она могла думать, что Малфой нанес Лонгботтому упреждающий удар, или разыгрывал таким образом какую-нибудь комбинацию, или работал на имидж… Мерлин, да если бы он хотя бы просто ненавидел лично Лонгботтома! Но нет, Гермиона прекрасно понимала, что в данный момент Малфой просто нашел слабейшую жертву (много ли надо ума — заколдовать Лонгботтома?!) и заклинание применил просто потому, что ему нравится видеть чужую беспомощность и издеваться над кем-то, оставаясь безнаказанным. Понятно же, что гриффиндорец никому не пожалуется. Допрыгает до своей башни и будет тихо плакать в подушку. И никто не придет за него заступиться, потому что месть — это вообще не в стиле гриффиндора, да и кому нужен жалкий Лонгботтом? Ну, может, Поттер заступится, но Поттер на то и герой, а Малфой только рад будет, если тот обратит на него свой звездный взор. Только об этом Малфой тоже не думал. Он просто пнул того, кто слабее, и это было настолько мелко, настолько жалко и глупо, что Гермионе очень захотелось немедленно это прекратить.

Но она не стала вмешиваться. Заставила себя не вмешиваться. Она не стала бы выступать против слизеринца, слишком хорошо уже выучила правило, что что бы ни было у них внутри факультета, на людях они едины. Поэтому, не присоединяясь к Малфою, она все же не выступала против него, а замерла на пороге библиотеки, пытаясь решить, то ли просто пройти мимо, то ли вернуться обратно в библиотеку и, может быть, помочь Лонгботтому потом, попозже, если не успеет далеко упрыгать. Но Малфой решил ее дилемму иначе.

— О, и ты здесь, грязнокровка! Что же, будешь следующей, — заявил он. Гермиона такое видела уже не раз, в простой магловской школе. Видела, как какой-нибудь задира, задев свою привычную жертву, распаляется еще больше и вдруг нападает на того, кого раньше не трогал и на кого нападать просто неразумно. Чаще всего такие вещи заканчивались плачевно для одной из сторон. И Гермиона совершенно точно не собиралась быть пострадавшей стороной на этот раз. Но для начала она решила попробовать поговорить.

— Колдовать в коридорах запрещено, Драко, — сказала она. — Давай обойдемся без этого.

— Боишься? — улыбнулся он и поднял палочку. — Правильно делаешь. Я всегда знал, что грязнокровке нечего делать у нас, и теперь я…

Он ведь и правда собрался это сделать. Эй, а как же хотя бы номинальное единство Слизерина? И ради чего вообще это делать при свидетеле?

— Экспеллиармус, — она успела первой. Если бы Малфой ожидал нападения, воспринимал ее всерьез или хотя бы не был настолько одуревшим от своей победы над Лонгботтомом, ничего бы у нее наверняка не получилось. Но ей повезло, и палочка Драко прилетела к ее ногам. Паршивая ситуация, честно говоря. Напасть на Малфоя… Конечно, если бы она не напала первой, то он напал бы на нее, но это еще поди докажи кому-нибудь. Лонгботтом, сползший у стены неподалеку, конечно, свидетель, но кто его спросит? А палочка Малфоя — вот она, лежит у ее ног.

На Драко было страшновато смотреть, так он переменился в лице. Еще бы, Гермиона сама помнила, насколько это неприятно, лишиться палочки. Поэтому она отошла в сторону, ближе к Лонгботтому, давая Малфою возможность подойти и подобрать ее. Спиной к нему она повернуться не рискнула.

— Давай спокойно разойдемся, это просто недоразумение. А это твое, — Гермиона указала на его палочку, давая понять, что не претендует на нее.

Драко медленно приблизился, нагнулся за палочкой, и на лице его попеременно отразились облегчение, страх и злость.

— Ты ответишь за это, грязнокровка, — прошептал он. — Обязательно ответишь.

Он попятился по коридору, не сводя с нее глаз и не опуская палочки. Так и шел, пока не скрылся за углом. Гермиона выждала еще секунд двадцать, не вздумает ли он кинуть проклятием из-за угла, повернулась к Лонгботтому и быстро наколдовала «Фините».

— Ты как? Идти сам сможешь?

Он только всхлипнул в ответ, но потом собрался и сказал:

— Смогу, — и, помолчав, робко добавил, — спасибо тебе.