Шеннон Чакраборти - Латунный город [litres]

Я уже сделал свой выбор. Хотя Али не сразу согласился с планами отца на Нари, он начинал понимать, к чему этот союз может привести. Брак между эмиром и бану Нахидой может навсегда помирить Дэвов и Гезири. Бану Нахида сама выросла среди людей и до сих пор была похожа на человека – разве не сможет она повлиять на свое племя и убедить их смягчиться по отношению к шафитам? Али чувствовал в этом шанс, реальный шанс встряхнуть обстановку в Дэвабаде так, чтобы все сразу встало на свои места.

Но он не сможет сделать это из-за решетки. Али вернул Рашиду бумаги об отставке.

– Возьми, Рашид. Возвращайся домой.

– Я не вернусь в Ам-Гезиру, – отказался тот. – Я не брошу Дэвабад, сестра Фатума не бросит сирот, а Ханно не бросит освобождать шафитов из рабства. Наше дело важнее каждого из нас. Я-то думал, смерть шейха Анаса научила тебя хотя бы этому.

Али промолчал. На самом деле смерть Анаса – и то, что ей предшествовало, и то, что было после, – научила его многому. Но он не думал, что Рашид оценит эти уроки.

В лице Рашида что-то дрогнуло.

– Ты был моим протеже, знаешь ли. Моей надеждой. Анас не хотел тебя вербовать. Он считал, что ты слишком молод. А я его уговорил. – В его голосе зазвучало раскаяние. – Но возможно, он был прав.

Он отвернулся и пошел к выходу.

– Мы тебя больше не побеспокоим, принц. Если передумаешь, ты знаешь, где меня найти. А я надеюсь, ты передумаешь. Потому что в твой судный день, Ализейд, когда тебя спросят, почему ты не стоял насмерть за то, что считал справедливым… – Он помедлил, и следующие слова поразили Али в самое сердце, как метко пущенная стрела. – Верность семье не сможет тебя оправдать.

Паланкин, который вез Нари из дворца, и тесный «цветочный коробок», в котором она приехала сюда вместе с вечно брюзжащим Афшином, были как небо и земля. Этот паланкин был под стать ее высокому положению в обществе и мог вместить полдюжины джиннов, а переноской занималась целая дюжина. Убранство было пышным до неприличия: горы набивных подушек, шелковые ленты, смоченные в благовониях, и непочатая бочка вина.

Окна были плотно зашторены. Нари еще раз попыталась отдернуть шелковую занавеску, но они были пришиты намертво. Тут ее осенило, и она посмотрела на свою ладонь. Нари открыла рот…

– Не надо, – осадила ее Низрин. – Даже не думай поджигать занавески. Особенно на своем человеческом языке. – Она цокнула языком. – Говорила я, что этот мальчишка Кахтани тебя дурному научит.

– Он учит меня очень даже полезному, – возразила Нари, откидываясь на сиденье, и посверлила занавески недовольным взглядом. – Мне впервые за несколько месяцев разрешили покинуть дворец. Почему я решила, что смогу увидеть город, построенный моими предками?

– Вот приедем на место, увидишь Великий храм. Нахидам не положено якшаться с простым людом. Это тебя порочит.

– Сильно сомневаюсь, – проворчала Нари, скрещивая ноги, и стала притопывать пяткой по одному из шестков, поддерживающих паланкин. – И потом, если я авторитет для Дэвов, разве мне нельзя менять правила? Отныне разрешаю мясо, – провозгласила она. – Бану Нахиде позволяется общаться, с кем ей заблагорассудится и как ей заблагорассудится.

Низрин аж побелела.

– У нас так дела не делаются.

Низрин нервничала даже больше самой Нари. Приглашение в Великий храм свалилось на них вчера как гром среди ясного неба, и весь день она не отходила от Нари, лихорадочно пытаясь подготовить ее, читала целые лекции по дэвскому этикету и религиозным ритуалам, которые влетали Нари в одно ухо и вылетали из другого.

– Госпожа. – Низрин сделала глубокий вдох. – Я очень прошу тебя отнестись с пониманием к тому, как важен этот момент для нашего народа. Нахиды наши самые почтенные герои. Мы долгие годы скорбели по ним, долгие годы верили, что с их погибелью пришел конец и всем нам, до твоего…

– Да-да, до моего чудесного возвращения, знаю.

Но сама себе Нари ничуть не казалась чудом. Она чувствовала себя самозванкой. Она заерзала, чувствуя себя некомфортно в парадных одеждах, в которые была вынуждена облачиться: платье бледно-голубого цвета с вплетенной в ткань серебряной нитью, штаны из тканого золота, украшенные по манжетам жемчужным песком и бисером из ляпис-лазури. Вуаль из белоснежного шелка покрывала ее лицо, и белая чадра, спадавшая в ноги, была тонкой и воздушной, как облачко. Чадра ей нравилась, но надетая поверх нее увесистая золотая диадема, искрящаяся сапфирами и топазами, с цепочкой из золотых дисков, спадающих ей на лоб, больно сдавливала Нари голову.

– Прекрати ерзать, – попросила Низрин. – Еще немного, и ты нас опрокинешь.

Паланкин остановился.

– Отлично, мы приехали… ох, дитя, не закатывай глаза, это тебя не красит. – Низрин открыла дверцу. – Пойдемте, госпожа.

Нари выглянула на улицу и впервые увидела Великий храм Дэвабада. Низрин сказала, что это одно из старейших в городе зданий. Оно и видно. Внушительный и величественный, как пирамиды Египта, храм представлял собой зиккурат, похожий на дворец, только меньшего размера и с более отвесными стенами. Это была усеченная ступенчатая пирамида в три яруса. Кирпичная кладка была покрыта снаружи мраморным фаянсом всех цветов радуги и оторочена латунью. Позади храма торчала башня, вдвое превосходя храм в высоту. Над зубчатой трубой поднимался дым.

Между двух зданий раскинулся широкий внутренний двор. Сад, намного более ухоженный, чем дикие дворцовые джунгли, был спроектирован очень придирчивым архитектором. Два прямоугольных бассейна пересекались, образуя крест, и вдоль их бортов были разбиты клумбы с наипестрейшим собранием цветов. По обе стороны бассейнов протянулись широкие тропинки, так и приглашающие прогуляться, побродить в тенистом и душистом саду, мимо древних деревьев с широкими листьями в форме вееров. Храмовый комплекс окружала сплошная стена, но каменной громады не было видно из-под шпалер, усеянных розами.

Этот безмятежный уголок как нельзя лучше располагал к молитве и медитации… если бы не две сотни джиннов, которые возбужденно толпились вокруг одной персоны.

Дара.

Ее Афшин стоял посреди сада, захваченный в кольцо толпой поклонников. Он опустился на колени перед ребятней, многие из которых намалевали на своих лицах рисунки в подражание его метке и теперь расталкивали друг дружку, чтобы похвастаться перед легендарным воителем своими щуплыми мускулами и детскими боевыми позами. Дара улыбался и отвечал на их вопросы. Нари не слышала его слов из-за гула толпы, зато она видела, как он ласково потрепал девочку за косички и натянул свою шапку на макушку мальчишке, стоявшему вместе с девочкой.

Взрослые были заворожены зрелищем не меньше. Их лица выражали неописуемый восторг, и все пытались протиснуться ближе к Афшину, чья давняя кончина и неудачное восстание наверняка превратили его в романтического героя, как подумалось сейчас Нари. Впрочем, не только восторг: когда Дара улыбнулся своей неприлично обворожительной улыбкой, Нари услышала громкий и явно женский вздох из окружившей его толпы.