Евгения Кретова - Посох Велеса

Его взгляд метнулся к стене: там, за шкафом, его главная находка нынешней «командировки» — корявая палка с вензелями и рунами.

Она проследила за его взглядом:

— Ну, давай, что ль покажи старушке что откопал…

— А как узнали-то?

Старуха состроила гримасу, которая, вероятно, должна была обозначать улыбку:

— Ворона на хвосте принесла…

— В смысле — сорока? — поправил было старуху Шкода, но тут же понял, что зря: бабка прищурилась недобро, пальцы плотнее сомкнулись вокруг черного набалдашника, а ему померещилось, что на его собственном горле.

Он дернулся, отскочил к стене. Хватка ослабла, стало легче дышать.

— Ты не скачи зайцем, ты находку свою покажи, — примирительно прошептала старуха.

Шкода, стараясь не поворачиваться к гостье спиной, обогнул комнату, всунул руку между задником шкафа и стеной, нащупал бумажную упаковку, потянул за ее край. В его руках оказался узкий сверток, примерно метр в длину, бережно завернутый в несколько слоев газеты.

Старуха протянула руку к нему, на мгновение замерла, словно опасаясь чего-то, черты смягчились, и будто помолодела она, хохотнула:

— Ты где нашел-то это, археолог липовый?

— В Заповеднике, — голос стал хриплым, сухим. — Который «Столбы»… Че, фигня? Новодел? — расстроено спросил он.

Старуха сделала резкое движение, сверток выскользнул из Шкодиных рук и, проплыв несколько метров по воздуху, плавно опустился в ее костлявые руки.

— Э! Э! — запротестовал Шкода. — Вы че задумали?!

— Да не визжи ты! — старуха сорвала газеты, бросила поверх Шкодиных брюк. В руках у нее оказалась изогнутая деревянная палка длиной в метр или чуть больше, толкая у основания, с искривленным в форме медвежьей лапы навершием. От основания вверх спиралью тянулся тонкой змейкой ряд засечек, едва заметных черточек и кругов.

Старуха бережно, почти любовно, погладила палку:

— Тот, да не тот, — буркнула она, и будто вспомнив о замершем в нескольких шагах от нее Шкоде, бросила ему: — Так где ты, говоришь, нашел-то ее?

— В «Столбах». Там, на территории, развалины есть. Частью затоплены, частью разрушены. Вот, там и нашел. А что это?

— Посох мой…

— ЧЕ? — Шкода вытянул шею. — Че вы несете-то?

Бабка привстала и направилась к выходу.

— Эй, посох оставьте! Он мой! Я его нашел! — старуха, не спеша, прошла через комнату. При последних словах замерла. — Хоть денег за него заплатите! По всему ж видно, старинная вещь!

Бабка обернулась. Горло Шкоды опять перехватило, дышать стало трудно. Он схватился за спинку кресла.

— Деньги любишь, — голос старухи шелестел.

— Кто ж их не любит! — прохрипел, едва переводя дух, Шкода.

Старуха повернулась к нему, оперлась на трость, указала на него посохом:

— А на службу ко мне пойдешь? Я хорошо заплачу.

Дышать стало легче. Словно отпустило его что-то неведомое.

— А че-ж не послужить, если заплатите. Че делать-то надо…

Старуха прищурилась:

— А то же, что и всегда: копать, где велю. Делать, что скажу. Пойдешь?

И Шкода согласился. Бабке очень посох какой-то нужен был, не тот, что он под Красноярском нашел. Другой.

Вчера, перед походом к тетке-искусствоведу она позвонила ему, сказала, что тоже приехала в Красноярск.

— Поддержу тебя, дружок, — сказала голосом, от которого у Шкоды все обмерло внутри.

И сейчас он ждал старуху Ирмину в ее покоях. Пришел с отчетом.

«Бабка все напутала», — пульсировало в висках. — «Посоха по тому адресу нет, они все там перевернули. Тетка-искусствовед исчезла. Доча ее суматошная вообще — финиш — растаяла на глазах. Вот просто как стояла посреди кухни в своем отстойном свитере, так и пропала».

Бабка после его сумбурного рассказа ушла, недовольная, а ему оставалось только ждать.

Он встал, походил по комнате. Десять шагов туда-обратно.

Снова сел.

Не выдержал, встал, и открыл окно.

В тесную комнатку ворвался ароматный морозный воздух, разбавив жгучей свежестью дурноту и поднял настроение. Он дышал, наслаждаясь прохладой, как вдруг, будто прямо из-под земли выросла рядом с ним старуха Ирмина, аж черная от злости. Она оттолкнула его, и, с треском захлопнув оконную раму прямо перед его носом, зло на него глянула:

— Я тебе ЧТО сказала делать? — недобро шипела она. — Сидеть и ждать! — еще минута, и, Шкоде так показалось, бабка его ухватом по башке, и в печь на растопку забросит.

Но та пошамкала беззубым ртом, сверля его жуткими бесцветными глазами-бусинками, и пошла к своему креслу.

«Ведьма старая!» — про себя подумал Шкода.

Бабка будто его услышала. Резко обернулась, из-за чего черты ее лица на мгновение будто смазало гигантским ластиком, они стерлись и потемнели. Старуха пронзительно и зло на него взглянула.

— Че? — вырвалось у Шкоды. В глазах помутнело, к горлу подступил тошнотворно-горький комок, обжег гортань.

Ирмина отвернулась. Черты лица снова приобрели хоть и призрачную, но все-таки привычную форму, дошла до кресла, и, усевшись, проговорила, уже вроде мягче:

— Застудишь старушку: радикулит у меня.

Шкода хотел что-то съязвить на счет ее магических способностей, которые она к себе не применяет, но, вспомнив ее колючий взгляд, промолчал, про себя отметив, что, оказывается, бабку боится не по-детски.

Он еще немного помялся на ногах, ожидая, что старуха сама укажет ему место, куда сесть, но та молчала, исподлобья сверля его глазами-бусинками. Тогда он, старясь сохранять максимально независимый вид, плюхнулся в ближайшее кресло, что напротив самой старухи, и сложил руки на груди.

Так стало полегче.

Бабка зыркнула на него еще раз, потом достала из кармана длинного цветастого балахона круглое зеркальце, без оправы и отделки, с неровными, будто обкусанными, краями. Достала и положила на столик между ними, подтолкнув ближе набалдашником трости.

— Мирослава с дочкой ушли в параллель, над которой я не властна. — Она помолчала, пожевывая губы. — Там я их достать не могу… ПОКА не могу.

Она внимательно посмотрела на него, словно оценивая его умственные способности, черты лица на мгновение расплылись, она продолжила:

— Что, команда-то у тебя верная?

— Да ни че так парни.

— Скажи, кто, — велела старуха и уставилась на него.

Шкода смутился: не хотелось раскрывать перед старухой все карты. Еще потом скажет, что не сам все сделал, да и денег не заплатит.

К горлу, медленно подкрадываясь, подкатилось удушье.

— Всего двое парней, местные, я с ними уже не на одно дело ходил, проверенные, — торопливо заверил Шкода, радуясь отступающему удушью. — Один, Афросий, вообще путевый чел, во всяких древних штуках сечет, боевой такой. Работы и грязи не боится.

Бабка удовлетворенно кивнула: