Джон Толкин - Атрабет Финрод ах Андрет (Беседа Финрода и Андрет) (ЛП)

Если этому верить, воистину великими были люди под рукой Эру, и падение их — ужаснейшее из всех преступлений.

Так вот с чем людские феа сравнивают все, что видят, — видение замысла завершенной Арды, где все живые твари, и даже земли и моря, бессмертны и нерушимы, вечно прекрасны и вечно новы? А может, есть где-то иной мир, а все, что видим и знаем мы, эльфы и люди, лишь знаки, напоминания о нем?

— Думается мне, что если он есть, то лишь в замыслах Эру, — ответила Андрет. — Но откуда знать ответы на такие вопросы нам, блуждающим во мгле Арды Искаженной? Не изменись мы — быть может, все было бы иначе; но оттого, что мы стали такими, как есть, даже наши мудрецы мало думают о самой Арде и о прочих ее жителях. Мы думаем прежде всего о себе: о том, что хроа и феа могли бы вечно жить вместе в радости, и о непроницаемой тьме, что ожидает нас теперь.

— А, значит, не одни Высшие эльфы пренебрегают своими родичами! Но, знаете, теперь и у меня, как у Вас только что, сердце встрепенулось, словно радуясь благим вестям.

Так вот зачем пришли люди — не последыши, а наследники, завершающие начатое, — выправить Искажение Арды, предвиденное прежде, нежели были они замышлены, и более того — явить величие Эру, возвысить Песнь и превзойти Видение Мира!

Ибо Арда Исцеленная будет выше Арды Неискаженной — и все же это будет именно Арда Неискаженная! Мне доводилось беседовать с валар, что слышали, как создавалась Песнь, бывшая прежде бытия Мира. И вот я думаю: расслышали ли они конец Песни? Быть может, они, оглушенные последним аккордом Эру, упустили что-то, что прозвучало в нем или вслед за ним?

А потом, ведь Эру свободен — так, быть может, он не довел Песнь и Видение до конца? А что потом — этого мы, валар, эльдар и люди, не увидим и не узнаем, пока не достигнем того мига.

Ведь часто бывает, что хороший рассказчик скрывает самое важное в своей повести, пока дело не дойдет до него. Конечно, те, кто внимательно слушал и всей душой сочувствовал повести, могут догадаться, но этому рассказчик только рад: это не портит новизны и изумления — ведь так мы словно сами участвуем в создании повести. А если бы заранее знать, чем кончится, это бы все испортило!

— Так что же, по-вашему, это самое главное, что Эру сокрыл от нас? — спросила Андрет.

— Ах, моя мудрая госпожа! — воскликнул Финрод. — Я ведь эльда, я снова думал о своем народе. Хотя нет, не только — обо всех Детях Эру. Я думал, что Вторые Дети могли бы избавить нас всех от смерти. Мы говорили о смерти как о расторжении союза, а я все время думал о другой смерти, когда гибнут и душа, и тело. Ибо разум говорит, что нас ожидает именно это: когда Арда завершится, ей придет конец, а с нею — и всем нам, детям Арды; конец — это когда все долгие жизни эльфов останутся, наконец, в прошлом.

И вдруг мне явилось видение Арды Возрожденной: вечное настоящее, где могли бы жить эльдар, совершенные, но не завершенные, жить и бродить по земле, рука об руку с Детьми Людей, своими избавителями, и петь им такие песни, от которых звенели бы зеленые долы, и вечные горные вершины пели, словно струны арфы, даже в том Блаженстве, превысшем всех блаженств.

Андрет взглянула на Финрода исподлобья.

— Но нельзя же все время петь? — спросила она. — А о чем бы вы говорили с нами?

— О, — рассмеялся Финрод, — здесь я могу лишь гадать! Знаете, мудрая госпожа, я думаю, мы рассказывали бы вам истории о Прошлом, о той Арде, что была прежде, и об опасностях, и о великих деяниях, и о сотворении Сильмариллов! О тех временах, когда мы были владыками! Но тогда — тогда уже вы чувствовали бы себя дома и считали все вокруг своим. «У эльфов такой взгляд, словно они все время что-то вспоминают», — говорили бы вы. Но вы знали бы, о чем мы вспоминаем — о тех днях, когда мы впервые узнали друг друга, и наши руки встретились во тьме. После Конца Мира мы больше не изменимся — ибо мы ничего не забываем: с каждым веком это все заметнее. Боюсь, тяжелая это будет ноша; но во Дни, о которых мы говорим, она станет великим богатством…

Тут он умолк, ибо заметил, что Андрет беззвучно плачет.

— Ах, государь мой! — проговорила она. — Что же делать теперь? Ведь мы говорим, словно все так и есть, или непременно будет. Но ведь люди пали и утратили свою мощь. Не дождаться нам Арды Возрожденной: перед нами — тьма, и мы тщетно вглядываемся в нее. Если мы должны были помочь возвести для вас вечные чертоги — значит, не бывать этому.

— И надежды у вас нет?

— Что такое надежда? Когда ждешь чего-то хорошего, и знаешь, что оно может не сбыться, но может и сбыться, ибо есть основания тому? Нет у нас такой надежды.

— Есть две надежды, — ответил Финрод. — То, что зовут «надеждой» люди, мы называем «амдир», «взгляд вперед» (букв. «взгляд вверх»). Но есть еще другая надежда, ее основания — глубже. «Эстэль», «вера», зовем мы ее. Никакие события в Мире не могут поколебать ее, ибо она зиждется не на опыте, но на нашем естестве и изначальном бытии. Ибо если мы воистину Эрухини, Дети Единого, Он не позволит лишить Себя Своего достояния — не позволит ни Врагу, ни даже нам самим. Вот первооснова эстэль, и мы не теряем ее даже в предвидении Конца: что все Его замыслы неизменно ведут к радости Его детей. Вы говорите, того, что зовется «амдир», у вас нет. Неужели и того, что зовется «эстэль», не осталось?

— Может, и осталось, — сказала она. — Но как же Вы не понимаете? Ведь наша эстэль колеблется, и основания ее потрясены — это часть нашего недуга. А правда ли, что мы — Дети Единого? Быть может, Он совсем отрекся от нас? А может, мы и не Его дети? Не Безымянный ли Владыка Мира?

— Об этом даже спрашивать нельзя! — воскликнул Финрод.

— Но и молчать нельзя тоже, — возразила Андрет, — иначе не понять Вам всей глубины нашего отчаяния. По крайней мере, большинства людей. А что до атани, как зовете нас вы — Ищущих, как зовем мы себя сами, тех, кто оставил земли отчаяния и людей тьмы, и в тщетной надежде отправился на запад… Мы-то верим, что исцеление еще возможно, есть какой-то выход. Но эстэль ли это? Это, скорее, амдир — но необоснованный: просто бегство во сне, а пробуждение известно — не избежать нам тьмы и смерти…

— «Просто бегство во тьме», говорите Вы… — промолвил Финрод. — Во сне открываются многие желания; а желание может быть последним проблеском эстэль. Но Вы, Андрет, говорите не о сне. Вы путаете «сон» и «пробуждение» с «надеждой» и «верой». Первое сомнительно, второе вернее. Что, люди лишь во сне говорят о выходе и исцелении?

— Во сне ли, наяву ли, ничего определенного они не говорят, — ответила Андрет. — Когда придет исцеление? Как это произойдет? Какими станут те, кто исцелится? Что будет с нами, с теми, кто уйдет во тьму, не успев получить исцеления? На эти вопросы могли бы попытаться ответить лишь люди «Древней Надежды», как они себя называют.