Бернхард Хеннен - Вторжение драконов. Последняя битва

Пока они разговаривали и шли, солнце совсем село. Лес накрыла глубокая темнота. Впереди слышалось пение жаб. Вскоре они добрались до самого темного места в лесу: болотистой лощины, где в гнилостной воде росли деревья.

«Почти как в мангровых зарослях, где я утопила своего сына», — подумала эльфийка.

— Мы не заблудились? Неужели твой дворец на болоте? Это дурное место. Моя мама запрещает мне ходить сюда.

— Не беспокойся. Мы отправимся туда, где заканчиваются все беды и горести. Ты что, боишься?

Мирелла подняла голову и поглядела на нее. Золотистый свет мотылька, летевшего за ними, освещал ее улыбающееся лицо.

— Нет, я не боюсь. Мое сердце подсказывает мне, что я могу доверять тебе. И я решила впредь всегда слушаться своего сердца.

Шайя падала от усталости. Они снова оказались в самом хвосте колонны. Или еще дальше? Женщина уже ни в чем не была уверена. Их войско рассеивалось. Утром она видела замерзшего воина-ягуара. Ягуара! Она считала этих жутких воинов практически бессмертными. Но зима не делала различий. Нельзя им было приходить сюда.

— Я больше не могу, — простонала Нинве. Положив руку ей на плечо, подруга шла, тяжело опираясь на целительницу.

— Еще чуть-чуть, — измученным голосом произнесла Шайя. — Нужно идти, пока еще светло. Нельзя потеряться.

Они достигли вершины невысокого холма. Насколько хватало глаз, повсюду тянулись холмы. Их путь был отмечен вытоптанным снегом и фигурами в потрепанной одежде, лежавшими вдоль всего маршрута. Они в сотый раз доказывали Шайе, что бывает, когда останавливаешься на минуточку, чтобы набраться сил. Если допустить, чтобы закрылись глаза… Всего на миг…

— Пойдем! — сказала Шайя. — Сегодня утром я слышала, что осталось всего пятьдесят миль. Это расстояние мы как-нибудь прохромаем.

Нинве была слишком измучена, чтобы ответить. Лицо ее покраснело от холода. Кончик носа потемнел. Она смотрела прямо перед собой, не проявляя ни малейших эмоций.

— Видишь горы на горизонте? — Шайя указала вперед, на тонкую линию теней, возвышавшуюся на горизонте над бесконечной белизной. — За ними врата между мирами. Там мы будем в безопасности. Мы прошли больше двух сотен миль. Я запрещаю тебе сдаваться в самом конце.

Уголки губ Нинве дрогнули. Шайя решила расценить это как слабую улыбку. Воительница на миг позволила себе закрыть глаза стоя. Она мечтала о костре в центре юрты и о том, чтобы, завернувшись в одеяло, слушать завывания ветра, как часто делала еще в детстве, во время бесконечных степных зим. А что она готова была отдать за кубок теплого молока яка!

Вздохнув, женщина открыла глаза. Нельзя сдаваться. Этот поступок был глупым и опасным.

— Оставь меня, — прошептала Нинве. Ее подруга заговорила впервые за несколько часов.

— Не говори глупостей!

— Без меня ты сможешь.

Не обращая на нее внимания, Шайя топала дальше, волоча Нинве за собой, потому что говорить у нее сил уже не было. Рука подруги все тяжелее и тяжелее давила на ее плечо. Нинве права. Ее вес уложит на землю их обоих.

Воительница стиснула зубы. Нет, она не сдастся! Кроме подруги нести ей было уже почти нечего. Узелок и сумки, наполненные различными порошками и сушеными травами, опустели. Большую часть она уже выбросила, и осталось только средство от поноса и что-то от бессонницы. А лучше всего выбросить и это бесполезное барахло.

Немного впереди что-то шевельнулось. На краю дороги встали три фигуры в припорошенных снегом одеялах. Шайя вгляделась в суровые, изможденные лица степняков. Налившиеся кровью глаза жадно смотрели на нее и Нинве. Ишкуцайя привыкли к долгим зимам. Несмотря на то что их лошади давным-давно погибли, степняки все же перенесли тяготы дороги лучше большинства остальных воинов.

— Дай нам свой плащик, толстушка. Тебе он все равно больше не понадобится! — И говоривший ткнул в Нинве копьем.

Он говорил с ней на родном языке, и Нинве наверняка не поняла ни слова, но то, что он тыкал в нее копьем, понять неправильно было невозможно.

— Оставь ее! — спокойно сказала Шайя. — Ты позоришь своих предков, брат.

Говоривший опустил копье и удивленно уставился на нее.

— Бросай ее, сестра. Ты только посмотри на нее, она все равно не выживет. Мне от ее плаща проку будет больше. У меня еще хватит сил дойти до врат между мирами, если будет, чем защищаться от холода.

— Ты не тронешь ее, брат.

Троица посмотрела на нее, все улыбались.

— И кто же мне помешает, сестра? Белый Волк? Его здесь нет. Он хочет, чтобы мы помогли себе сами. Я даже окажу тебе услугу, освободив тебя от этой ноши. Может быть, тогда ты тоже дотянешь.

— Нинве, сядь на снег, пожалуйста, — спокойным голосом попросила Шайя.

Подруга бросила на нее испуганный взгляд, когда та сбросила ее руку со своего плеча.

— Ты… — В глазах у Нинве стояли слезы. — После всего, что мы пережили…

Шайя отвернулась от нее, потянулась, повернула голову в одну, затем в другую сторону, разминая шею.

— Возвращайся на стезю воина, брат. Это твой последний шанс.

— Не то что? — Говоривший от имени ишкуцайя ткнул копьем теперь в нее. — Не хочу причинять тебе боль, сестра, но ты нас не остановишь.

И он кивнул своим спутникам. Стоявший справа от него воин вытащил из-за пояса секиру с шипом, другой — короткий бронзовый меч.

— Просто иди своей дорогой, сестра. Оставь ее в снегу.

— Не могу, — Шайя подняла обе руки, откинула капюшон. Эльф, который освободил ее из заточения в лувийском монастыре и умер вместо нее, изменил черты ее лица, и теперь ее не узнали бы даже ее соратники из лейб-гвардии.

Запустив в волосы обе руки, она отбросила их назад, и этот жест успокоил воина. Женщина увидела, как расслабились черты его лица. Даже когда она сделала шаг вперед, он не осознал, что сейчас произойдет. В прошлом она всегда сражалась в первых рядах, вместе со своими воинами. Она была воином и ей это нравилось.

Ее руки молниеносно метнулись вперед и вырвали копье из рук говорившего. Тупым концом она ударила в живот воина, в руках у которого была секира с шипом, а острие вонзила в грудь говорившего, стоявшего вполоборота к ней.

Не поворачиваясь, она пригнулась. Меч просвистел в нескольких дюймах от нее, когда она подняла упавшую в снег секиру с шипом. Сидя на корточках, развернулась и ударила третьего воина секирой под колено.

Пронзительно вскрикнув, он попытался отпрыгнуть, покачнулся и опрокинулся навзничь, а кровь тем временем пульсирующим потоком хлестала из раны.

Шайя обнажила кинжал и перерезала горло тому, кого ударила в живот тупым концом копья, а затем обернулась к двум другим. Они были тяжело ранены и не представляли какой-либо опасности.