Бернхард Хеннен - Вторжение драконов. Последняя битва

Артакс неотрывно смотрел на побеленные стены. Как страстно она любила его прошлой ночью! Он был так счастлив, думая, что их любовь никогда не угаснет. Как неустанно целовала она его. И в конце концов он уснул первым, обнимая ее. Когда он проснулся на рассвете, уже она обнимала его, глядя сверху вниз своими чудесными темно-карими глазами. Ему даже в голову не пришло, что возможно, она смотрела на него всю ночь напролет, что таким образом она с ним прощалась, запоминая его лицо, чтобы сохранить его в памяти до конца своих дней.

Были ли другие признаки того, что она решила оставить его, которые он разглядел бы, будь хоть немного внимательнее? Вчерашний вечер был просто идеальным. Слишком идеальным? Может быть, она готова была на все, чтобы еще раз сделать его счастливым?

В минувшие недели они часто оживленно спорили о том, как использовать его власть, власть правителя. Иногда даже ссорились. Она никогда ничего не принимала как данность, ей хватало мужества ставить под сомнение абсолютно все и не раз она называла его мечтателем. Она была очень похожа на ту самую женщину, которую он придумал себе, еще когда был простым крестьянином. Тогда он даже не наделся, что сможет позволить себе жениться, даже если соберет достаточно денег, и отправился в Нангог, поскольку считалось, что там можно либо быстро разбогатеть, либо быстро погибнуть. Что ж, в некотором роде все оказалось правдой. Крестьянин Артакс перестал существовать. Судьба превратила его в бессмертного Аарона, и даже друзья детства не узнавали его, оказываясь рядом.

Шайя, вернувшаяся к нему в облике кухарки Кирум, знала все его тайны. С ней можно было не притворяться, он мог доверить ей все, как никому другому. И что делать теперь?

В дверь постучали, настойчиво, словно не в первый раз, и в комнату, не дожидаясь ответа вошел Ашот.

— Господин, прибыли новые войска. Еще час тому назад. Вы…

Артакс раздраженно отмахнулся.

— Сейчас я не могу выступать перед ними.

— В Большом дворе вас ждут десять тысяч человек. Они уходят в Нангог, рисковать жизнью за наше дело, а у вас нет времени подбодрить их парой слов?

Правитель бросил на него гневный взгляд.

— А кто приходил сюда, чтобы лишить мужества Кирум своими речами? Ты? Или Матаан? — Кивком головы он указал на лежавшую на столе необожженную глиняную дощечку. — Я читаю это и слышу ваши голоса.

— Вы правы. Я и только я говорил с ней. Матаану же недостает мужества для принятия верных решений, он боится разозлить вас. Вина за все случившееся лежит на мне одном. И что вы теперь станете делать? Бросите меня в яму со львами?

— Неплохая идея , — напомнили о себе голоса бывших правителей в его голове. За минувшие недели они почти не трогали его. Возможно, они набирали сил только тогда, когда он мучился и был несчастен.

— Просто мы очень любим львов. Их тоже наверняка временами мучают сомнения в смысле собственного существования. Ты давно уже не кормишь их нежным мясом девственниц, как когда-то делал я Какие были чудесные спектакли! Но ты-то не даешь им, наверное, даже жестких предателей или такого брюзгу и нытика, как этот недополководец Ашот.

— Замолчи! — Едва это слово сорвалось с его губ, как Артакс осознал, что произнес его вслух, что было совсем не обязательно, когда он беседовал с голосами в голове. Они слышали даже его мысли.

Ашот, друг детства, обиженно смотрел на него.

— Ты не отправишься ко львам, я придумал для тебя кое-что похуже. Ты останешься здесь, во дворце, и будешь отбирать тех, кто отправится в Нангог. После первых же сражений желание участвовать в войне поутихнет. Скоро молодежь из деревень и городов будет прятаться от наших вербовщиков. Но ты позаботишься о том, чтобы мы исправно поставляли требуемое девантарами количество людей. Еще четыре раза по десять тысяч на грядущие двенадцать лун.

— Но повелитель, ведь я всегда…

Артакс резким жестом оборвал его, не дав договорить.

— Ты останешься здесь! Я поведу наших воинов на битву. Я не вынесу этого: сидеть во дворце, полном воспоминаний.

Ашот пристально поглядел на него, даже не удосужившись скрыть свое разочарование.

Когда-то Артакс спросил бы себя, не может ли быть такого, что постепенно ему начинает нравиться воевать. Возможно, это было правдой… Но правдой было и то, что он надеялся на то, что Шайя скрывается среди тех десяти тысяч, что ждали его во дворцовом дворе. Возможно, переодетая воином, возможно — в роли маркитантки в обозе? Ведь она воин! Да, она должна быть там! Он найдет ее! И никогда не перестанет искать, сколько бы причин ни было забыть ее и тем самым даровать империи мир — хотя бы изнутри.

В приподнятом расположении духа Володи шел по огромному полю, где собрались бородатые ублюдки, последовавшие зову войны. Вонючие, плохо одетые и вооруженные, покрытые шрамами типы. Вторые и третьи сыновья, которым нечего надеяться на наследство, разбойники с большой дороги, шарлатаны и наемники, уже успевшие посражаться во всех возможных войсках. Все они были одеты по-разному, стояли нестройными рядами на большом поле перед его троном. Образовывали разного размера группы вокруг полевых штандартов, выбранных произвольно. По большей части это были звериные черепа на толстых палках. Кони, медведи, волки отдали свои головы ради того, чтобы обеспечить этих людей знаменами. Иногда с перекладины свисала просто разрисованная рунами полоска кожи.

Все они были забияками с плохими зубами и отличной моралью. Каждый из них мог победить на этой войне.

Володи подмигнул Кветцалли, которая стояла, закутавшись в меха, и держала на руках их сына. Ему было семь дней, и он умел кричать, что твой полководец в разгар сражения. Однако в данный момент он, к счастью, вел себя тихо.

— Ты продумал речь? — встревоженно спросила она. Будучи жрицей, она всегда очень переживала по поводу того, что он скажет. А ему было не дано произносить впечатляющие речи, и он прекрасно знал это, однако с тех пор, как воин познакомился с этой женщиной, он стал больше задумываться том, что говорить в такие минуты, как эта. И для этого приходилось немало ломать голову. Володи предпочел бы сражаться, нежели стоять на этой скале, на которую ему сейчас придется забраться, чтобы его видели все.

— У меня есть план, — пробормотал он, читая в глазах Кветцалли, что она не верит ни единому его слову: слишком хорошо она знала своего мужа.

Выпрямившись во весь рост, он поднялся на скалу совета, на миг задумавшись о том, что не прошло и года с тех пор, как он был отверженным, презираемым всеми человеком, за голову которого была, назначена немалая награда. Как же сильно все изменилось с тех пор. Он стал бессмертным! О подобном он не смел даже мечтать.