Виктор Гвор - Волчье Семя. Дилогия

– Не хочу фиолетовую!

– Можно зеленую, – покладисто согласился старший. – Или серо-буро-малиновую в мелкую крапинку.

– И зеленую не хочу! И красную! И эту… в крапинку!

– Кукушонок, нельзя быть таким занудой! – Коготь крутнулся в воздухе и приземлился на ноги. – Живая сестренка произвольного цвета намного лучше раскрашенного по твоему вкусу жмура! А потому быстро думаем, где взять цирковой фургон!

– Ищем скоморохов и забираем фургон, – предложил Медвежонок.

– Угу, – Коготь подобрал валяющуюся флягу и отхлебнул из нее. – Значит, говоришь, забираем… А артисты ограбленного театра бегут к ближайшему кнехту и… функи начинают шмонать всё, отдаленно напоминающее театр! Купить и то лучше!

– А чем плохо купить? – не понял Вилли.

– Тем, что продадут задорого! А сами тут же купят задешево. И будут на каждом углу свистеть, как они облапошили лохов, подняв лавэ на коляске! И через пару часов функи начинают шмонать всё…

– Кончать гистрионов надо, – вздохнул Медвежонок. – Берем на гоп-стоп, ты снимаешь возницу, я прыгаю в фургон. Концы в воду, и всё шито-крыто.

– Похоже на то… – Коготь тоже погрустнел. – А если там дети будут?..

– Они там всегда есть, – еще сильнее закручинился Медвежонок. – В каждой труппе. Они ж семейные.

Оба угрюмо уставились в землю.

– Неохота? – спросил Коготь.

Медвежонок кивнул.

– И мне неохота. А что делать?

– А это… – Вилли осмотрел пальцы на своих ногах, потом когти на нижних конечностях Медвежонка. – Если поговорить?

– О чем? – махнул рукой младший.

– Ну типа, чтобы они нас с собой взяли!

Братья дружно вскинули головы, уставившись на Вилли ошеломленным взглядом, переглянулись и расплылись в радостной улыбке.

– Кукушонок! Ты гений! – взревел дружный хор.

– Наняться! – Коготь вскочил и снова крутнул колесо. На этот раз только до большой сосны и обратно. – Нанимаемся за жратву для всех и дорогу до Полении! И всё! Болтать некому, все с собой! Я в село! На рынке потолкаюсь, про гистрионов поспрашиваю.

– А почему Вы сами недодумали? Вы же тоже гении? – последнее слово Вилли уже выучил.

– Потому что у нас профессиональная деформация личностей, – Медвежонок скорчил умную морду. В облике смотрелось… своеобразно.

– Что у вас? – эти слова мальчик не знал.

– Сначала убиваем, потом думаем, – сообщил Коготь.

– Так Вы ж никогда не убиваете?! – обиженно протянул Вилли. – Сам говорил.

Старший кивнул:

– Так то детей! ______________ * Гистрионы – бродячие артисты (вент)

Внешность Фрица Рота не была сколь-нибудь выдающейся. Средний рост, среднее телосложение, ничем не примечательное лицо. Но какая-то неуловимая деталь вызывала у Ванессы устойчивое чувство гадливости. Может, торжествующая улыбка, временами стирающая льстивую угодливость на лице псаря, может, еще что-то… А вот его сын… Откуда у десятилетнего написанное на физиономии осознание собственного превосходства над всеми? Нет, бывает, конечно. У наследного герцога, например. Или у принца. Если они дурно воспитаны! Но у челядинца?! Ведь от серва по сути ничем не отличается! И толстый! Толстый крепостной! С каких харчей? Или болен?! Ладно, не будем судить по внешности.

– Фриц Рот? – спросила воительница.

– Истинно так, святая мать, – склонился в поклоне псарь. – Всегда к услугам святой матери!

– Что ты делал этой ночью?

– Спал, святая мать! – новый поклон. – В своей комнатушке при псарне!

– Почему тогда ты говорил другим слугам, что знаешь, кто ночью выпустил арестантов?

– Так знаю, святая мать, – псарь начал кланяться через слово. – Как есть знаю. Конюхи, они ведь одна шайка-лейка! А Рудольф-Зверь у них за старшего был! Значится, и они Звери. Все поголовно. Я так думаю, это конюхи святого отца убили! Они все в заговоре! Ими Фрида командует! Она всегда приказы отдает! Вот как на духу!

– Какие именно приказы отдает Фрида? – уточнила комтура, жестом останавливая уже открывшего рот фон Коха. – Я не имею в виду ни требование подготовить лошадь для его милости, ни те, которые ты не слышал лично. И прекрати кланяться, стой ровно!

– Так она же не будет при мне такие приказы отдавать, святая мать! – Фриц застыл по стойке смирно. – А она пользуется, что его милость к ней благоволит…

– То есть, сам не слышал?

– Нет, но…

– Что «но»?

– Она приказы через внучку передает! Вы не смотрите, что Сабинка маленькая, она такая стерва… Мой сын видел…

– У твоего сына я спрошу напрямую, – Ванесса почувствовала, что еще немного, и выдержка ей изменит. – То есть, своими глазами ты не видел ничего предосудительного?

– Чего? – не понял псарь.

– Дурного?

– Не видел, святая мать. Но ведь понятно…

– Хорошо, помолчи! – комтура повернулась к мальчику. Тот, засунув палец в нос, с интересом разглядывал картину на стене. – Хайнц!

– А? – обернулся толстяк.

– Хайнц?! – подняла бровь воительница.

Видимо, сообразив, что делает что-то не то, а может, нарвавшись на бешеный взгляд отца, младший Рот вытащил палец из носа и попытался изобразить поклон:

– Слушаю, святая мать!

– Уже лучше. Итак, Хайнц, что ты видел, где и когда.

– Я много чего видел! – гордо заявил мальчишка. – Они все пакостят, а я слежу! И всё папе сообщаю, чтобы он до его милости доводил! Только его милость папу не слушается! А зря!

Побагровевший Герхард фон Кох свирепо впился взглядом в побелевшее лицо псаря.

– Хайнц, – мило улыбнулась комтура. – Либо ты сейчас расскажешь, что ты видел этой ночью, либо тебя выпорют. И не конюхи, а святые сестры!

– Да?! – презрительно ухмыльнулся мальчишка. – Разве бабы могут…

Фриц, сорвавшись с места, влепил сыну мощнейшую затрещину:

– Извините, святая мать, – снова закланялся псарь. – На него иногда находит. Воображает себя не то принцем каким, не то самим Господом. Болесть такая! Сейчас пройдет, святая мать! Всегда после затрещины проходит!

Ванесса посмотрела на поднимающегося мальчишку:

– Отпустило, болезный?

– Извините, святая мать, – заблеял Хайнц.

– Тогда рассказывай!

– Анку-прачку из темницы Сабинка выпустила! – выпалил мальчишка. – Я сам видел! Она по лестнице вниз шла! А потом вверх! А чуть позже на кнехтов Зверь напал! Это Анка обернулась! Я тогда испугался и убежал к нам!

– Значит, Сабина шла в направлении темницы? – уточнила комтура.

– Да! А потом обратно. Она внизу долго была! Час, а может, и два!

– А как она выпускала заключенных, ты не видел?

– Нет, святая мать! Но тама больше делать нечего! Ничего, кроме темницы тама, и нет!

– Ваша милость, – покачала головой Ванесса, – я вас прошу, вызовите еще раз Фриду с девочкой.

Фон Кох дернул за веревку.

Слуги появились очень быстро: Милена умела развлекать детей, а перепуганную бабушку от внучки не оттащить.