Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези

— Память о чем?

— О пропавших. Немного, но имена в разговорах начнут всплывать. Вроде как вспомнится, что были такие. Там-то жили, там-то учились. Слухи поползут.

— Милорд Райхон согласился? — не поверила я. — Это же несанкционированное воздействие на сознание…

— Экие вы слова знаете, — не дал мне закончить Крейг. — Несанкционированное! Только мне от Оливера что согласие, что запрет — все едино. Мне на подобное в другом месте санкции запрашивать нужно, — слово «санкции» он выговорил со смаком, напоминая мне, глупой студентке, что ему знакомы как заумные термины, так и законы. — Но в том месте я тоже не спросился, не обессудьте. Я сволочь эту поймать хочу, мне писульки с пояснениями строчить некогда. Тем паче с такими пояснениями, за которые меня в смирительную рубашку обрядят да в тихий дом упекут. Смекаете?

— Смекаю. Могли ведь и мне не рассказывать.

— Мог, — признал он. — Да подумал, что вы сами не прочь с этим разобраться поскорее. И в отличие от милорда нашего щепетильничать не станете.

— Думаю, если бы вы все ему объяснили, он закрыл бы глаза на вопросы законности.

— Закрыл бы, — согласился инспектор. — Но тут дело такое…

Он умолк, поглядел на меня с сомнением, но не косил, смотрел прямо, и это давало надежду на откровенность.

— Непростое это дело, мисс. И когда я говорю, что хочу его закрыть, это значит, что закрыть хочу раз и навсегда. Старик я уже, свое пожил. И хорошо пожил. А другие… Комиссию нашу возьмите. Как считаете, если попадется им библиотекарь со всеми работами по тому ритуалу, что они с ним сделают? Со знаниями его? Так уж и уничтожат? Кто? Гриффит, у которого единственный сын — калека? Пенни, которая своего и вовсе схоронила, а мужа теперь на возке из комнаты в комнату передвигает? Аделаида, в один год всех родных потерявшая и одна с дитем оставшаяся? Или Оливер, который со смерти сестры больше на каменного болвана похож, чем на живого человека? Как думаете, мисс, ни у кого соблазнов не появится?

И думать не о чем. Я сама, появись у меня шанс переписать свою судьбу, разве отказалась бы от него так легко?

— Хотите убить библиотекаря? — спросила, опуская философские рассуждения.

— Верно мыслите, мисс. И не осуждаете, гляжу.

— Не осуждаю. Но могут остаться какие-то записи.

— Найду и спалю к демонам.

— Успеете?

— Постараюсь. Пока никто не знает, что мы с вами замышляем, и мешаться не будет.

— Мы с вами? — восхитилась я его заявлением. — Ловко вы меня в соучастницы записали. А главное, не пойму, с какой стати. Не доверяете людям, которых знаете столько лет, а со мной вдруг делитесь планами?

— Тяжело одному. Надо ж хоть с кем обсудить. Да и… сон мне был. Считайте, знаменье божье. Хоть смейтесь, но я в такое верю.

Я тоже верила. А если вещие сны Крейга — привет от Мэйтина, тут уж не до смеха.

— Библиотекарь решит, что мои записи возвращают старую реальность, и возобновит попытки от меня избавиться? — уточнила я, встряхнувшись. — Спасибо, что предупредили. И не волнуйтесь, я никому ничего не скажу. Даже милорду Райхону. Кстати, что-то долго его нет.

— Так это, — Крейг повел плечами, взгляд его стал рассеянным, глаза затуманились и уставились опять в разные стороны, вернув старому магу облик неловкого простака. — Я ж Эда попросил задержать его маленько, а тот кого угодно заболтает.

— Не сомневаюсь, — вздохнула я. — А ему вы доверяете? Грину? У него есть причины для ритуала?

— Может, и нет, — ответил, подумав, полицейский. — Может, и доверяю. Но впутывать не хочу. Натура у него беспокойная. Еще влезет куда, кто нас с вами лечить будет?

И то правда. Беспокойная натура. Екнуло что-то внутри, кольнуло — то ли старая тревога, то ли новая уже. Не было времени с этим разбираться: Мэйтин без веской причины знаменьями не разбрасывался бы.

Но сам не пришел.

Вместо бога явился ректор и остановился в дверях. Я терла глаза и зевала, надеясь, что он тактично удалится, дав мне время отдохнуть, но, похоже, Оливер твердо решил разобраться в наших отношениях, не откладывая.

— Как вы себя чувствуете? — начал он издалека, присев на стул у кровати, успевший послужить доктору и инспектору. — Грин сказал, что оставляет вас под наблюдением до завтра, но не объяснил причин.

— Ничего серьезного, надеюсь.

— Возможно, вам нужно что-нибудь?

— Нет, благодарю, — отказалась я.

А руку под одеяло спрятать не додумалась и опомниться не успела, как ее уже баюкали теплые мужские ладони. Касались с такой нежностью, что я едва не взвыла, почувствовав себя последней тварью. Повторяла мысленно, что Элси, настоящая Элси, влюблена в него, но не находила внутри себя поддержки этим словам. Давно не находила. Другие чувства Элизабет, ее воспоминания о родителях, о друзьях, о магии, становились день ото дня ярче, а придуманная любовь меркла. Оливер нравился ей так же, как и мне. Нравился даже больше чем раньше, уже не далекий идеал, а живой человек, прекрасный человек, по-прежнему олицетворявший мечты любой женщины, но…

— Элизабет…

— Не говорите ничего, — попросила я, отвернувшись. — Особенно того, о чем будете потом сожалеть.

— Почему я должен о чем-то сожалеть?

— Мартина уже забывают. Реальность продолжает меняться, но, когда мы это остановим, все вернется на свои места. Понимаете, о чем я?

— О ком, — догадался он. — Но вы ошибаетесь, если думаете, что мои поступки продиктованы тем, что я начал забывать Камиллу. Я ничего не забыл, — он гладил мои пальцы, и через прикосновения, сильнее даже, чем через голос, мне передавалась его тихая грусть. — И, надеюсь, не забуду. Но все, что было у меня с Камиллой, в прошлом. Я не хотел этого признавать, как и она, наверное. Нас слишком многое связывало, и до последнего казалось, что можно еще что-то исправить. Но лишь казалось, теперь я это полностью осознал. Поэтому я сделаю все, чтобы вернуть ее, но не наши отношения. Их давно уже нет, и вы к этому непричастны. Вы появились уже после, и я…

— Милорд, пожалуйста, — прошептала я жалобно.

— Я рад, что узнал вас, мисс Аштон, — закончил он. — И не прошу о большем. Во всяком случае, пока вы продолжаете называть меня милордом. Но, быть может, вы хотите что-нибудь попросить? Например, шоколада, пока леди Райс не видит?

Я закивала, не оборачиваясь.

— Значит, договорились. Шоколад и пирожные.

«Вы самый лучший, — сказала я ему мысленно. И пусть он не мог услышать, добавила на всякий случай: — Милорд».

В палате он больше не появлялся, а обещанные сладости передал через сестер — столько, что я еще угощала примчавшихся вскоре Мэг и Сибил. Подруги пробыли у меня недолго. Убедились, что я жива и относительно здорова, пожурили за неосторожность, судя по лицам, особо не надеясь, что через пару дней я опять куда-нибудь не свалюсь или что-нибудь не свалится на меня, и ушли.