Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези

Боже, мой боже, если ты слышишь, дай мне знак. Может, и правда не все твои-мои условия обязательны? А если все-таки да, дай мне сил. Но прежде дай мне несколько дней. Всего несколько дней с ним, пожалуйста, и чтобы после он забыл навсегда. А я — навсегда запомнила…

Да, я снова сбежала. Оглядывалась в больничных коридорах, пережидала за углами, избегая ненужных встреч, мчалась со всех ног в общежитие, чтобы быстрее очутиться в своей комнате и, сказаться хоть больной, хоть мертвой, лишь бы остаться одной.

Мне нужен был сон-забытье, сон-путешествие. Зеленый луг, успокаивающий свет единорога и бог-мальчишка, который, хотелось верить, не будет так жесток, чтобы не понять и не помочь… если это в его силах…

Одно «если» — и я трусливо медлила. Боялась задать вопрос, на который мне могли ответить виноватым пожатием плеч.

Зато знала, к кому можно обратиться, прежде чем беспокоить просьбами верховное божество.

— Элси? — удивилась Сибил, увидев меня на своем пороге. — Я сбиралась к тебе в лечебницу.

— Меня уже вылечили, — вздохнула я. — Но не от всего. Погадаешь мне? На одного человека? Имя не скажу, но у меня есть его подарки.

Браслет и дракона я положила на расчищенный от бумажных завалов угол стола. Провидица достала карты.

— Это тот же человек? — спросила она, тасуя колоду. — Тот, кем ты интересовалась в прошлый раз?

Тогда я не интересовалась никем конкретным. Это она сказала, что я уже повстречала своего избранника — умного серьезного мужчину, на которого не произвела должного впечатления. Я думала об Оливере и даже не вспомнила о визите в лечебницу и уставшем докторе, спавшем за столом после ночной операции.

— Да, — кивнула я. — Тот же.

— Того, что он дарит тебе такие чудесные вещи, недостаточно, чтобы понять, как он к тебе относится? — гадалка коснулась браслета, провела пальцем по драконьему гребню. — Сделано с душой. Браслет — специально для тебя… Уверена, что нужно гадать на то, что и так ясно?

— На то, что ясно, не нужно, — согласилась я. — На то, что неясно. Я хочу знать, что нас ждет, если мы будем вместе. Точнее, стоит ли нам быть вместе?

— Но если вы любите друг друга…

Я усмехнулась про себя. При чем тут любовь? Что это вообще такое? Существует ли она, если каждый зовет этим словом совершенно разные, непохожие, неповторимые чувства?

— Погадай мне, Сибил. Просто погадай.

Карты легли на стол рубашкой вверх. Три по центру, с четырех сторон от них — еще по две. Сибил поводила над ними ладонью и начала медленно переворачивать одну за другой. Нахмурилась — мое сердце пропустило удар — и покачала головой.

— Наверное, ты неправильно задала вопрос, — пробормотала она, изучая расклад.

С правильными вопросами у меня вечная проблема. Но сейчас я спросила именно то и именно так.

— Что говорят карты? Что-то плохое?

— Нет, — подруга неуверенно улыбнулась. — Непонятное. Карты показывают выбор. Ты спрашиваешь, что будет, а они не дают ответа — только выбор. Неограниченный выбор с неограниченным количеством вариантов, как хороших, так и плохих. Чтобы закончить расклад, нужно просчитать их все, а это…

— Займет всю жизнь, — прошептала я.

Замечательная подсказка! Ну спасибо тебе, боже.

Я вернулась к себе и только успела поставить на место дракончика и надеть браслет, как в дверь постучали с посланием от ректора. Через час мне нужно было прийти в главный корпус. «Хорошие новости», — радостно подпрыгивали буковки короткого письма, но меня эта радость не тронула. Видимо, задумка Крейга воплощалась в жизнь, и кто-то уже «вспомнил» пропавших. То, в чем Оливер углядел добрый знак, мне сулило новую встречу с библиотекарем.

Но об этом никто, кроме нас с инспектором, не знал, и настроение у членов экстренно собранной комиссии было взволнованно-приподнятое. Только леди Райс хмурилась, но лишь от того, что смотрела чаще других в мою сторону и не обманулась натянутой улыбкой.

— Думаю, мы можем продолжить обсуждение и без протоколиста, — заявила она во всеуслышание. — Элизабет только из лечебницы и еще нуждается в отдыхе.

Оливер стушевался под обвиняющим взглядом целительницы и согласился, что протоколист им и правда не нужен. А я порадовалась возможности опять сбежать: ведь, останься я до конца совещания, он наверняка пошел бы меня провожать.

— Завтра можете не приходить, — сказала мне леди Пенелопа. — Устройте себе выходной.

— Завтра? — Какая-то часть меня, маленькая и трусливая, ухватилась за это предложение, но я не позволила ей взять верх. — Нет, я приду. К восьми, как всегда.

Выбор? Я выберу.

И пусть Мэйтин, если не согласен, засветит мне в лоб молнией.

Хотела бы я сказать, что принятие решения сняло камень с души и я, отринув все обязательства, кроме обязательств перед собственным сердцем, устремилась навстречу грядущему счастью. И возможно, однажды так и скажу. Когда буду пересказывать эту историю внукам, например. Не признаваться же им, что бабуля Бет, проснувшись, и с кровати вставать не хотела, малодушно мечтая, чтобы на нее рухнул потолок, после чего она либо навсегда избавится от проблем, либо попадет-таки в лечебницу, минуя все стадии сборов и сомнений?

Потолок падать отказывался. Пришлось вставать, идти в ванную, умываться, причесываться, одеваться. И думать-думать-думать…

По дороге в лечебницу я размышляла сначала о том, что было бы неплохо, прояви себя библиотекарь как-нибудь, и возможное покушение страшило меня меньше предстоящего разговора. Когда половина пути была пройдена, я резко изменила мнение, решив, что со стороны преступника будет непозволительной наглостью вмешаться в мою жизнь именно сейчас. А завидев больничное крыльцо, вернулась все же к первоначальному плану: пусть меня лучше убьют… только не до конца. Чтобы невозможный мой доктор лечил меня, сидел рядом, держал за руку… А там оно как-нибудь само…

— Элизабет!

Повернувшись на голос, я увидела Саймона. Он стоял у больничной ограды, в тени разросшегося куста сирени, чьи крупные набухшие почки уже дразнились зелеными язычками будущих листиков.

— Доброе утро, — я подошла к боевику. Несмотря на волнения, ему я была искренне рада. — Что вы здесь делаете?

— Решил до начала занятий узнать, как у вас дела, — улыбнулся он. — Все хорошо?

— Да, конечно.

— Вот и замечательно. Это, — он достал из кармана маленький бумажный мешочек, перевязанный розовой ленточкой, — вам.

— Спасибо, — поблагодарила я. Сквозь шелестящую обертку пробивался запах шоколада и миндаля. — А вы…

— Хорошего дня! — Саймон помахал рукой уже от портала.

— Хорошего, — согласилась я, с наслаждением принюхиваясь к подарку. Такие конфеты продавались в кондитерской не на фунты, а поштучно, и стоили недешево. Но и вкус у них был — м-м-м…