Ирина Шевченко - Осторожно, женское фэнтези

— Я доверяю мнению леди Райс, — сказала я, пропустив шпильку о романах. — А она составила четкий психологический портрет. К тому же тот тип не стихи читать начнет, полагаю. Вы же сами говорили, что действие приворота зависит от фантазии. Не думаю, что у завсегдатая питейных заведений ее хватит на что-либо, кроме поиска удобной поверхности.

— Согласен. С фантазией там неважно.

— Так вы дадите мне приворот?

— Нет.

— Но…

— Во-первых, с вашей удачей, мышка моя, вы половину флакона выльете на себя, а это чревато телесными повреждениями. Для тех, кто встретится на вашем пути. Я помню, как неласковы бывают эти ручки. А во-вторых, у вас, в отличие от меня, нет причин наведаться к несчастной жертве злокозненных магов.

— То есть…

— Да, — он ухмыльнулся, подтверждая, что маги таки злокозненны, по крайней мере некоторые из них. — Возвращайтесь в палату и ждите результатов. Полагаю, вы их услышите.

Видимо, комитетчица и опекаемая ею «жертва» успели порядком его раздраконить, раз уж Грин согласился так легко. Или же понимал, какие неприятности ждут академию из-за этих двоих, и, как и многие, хотел их избежать. Вряд ли он пошел бы на такое только потому, что я попросила, ведь это самое настоящее преступление.

А мы теперь, получается, сообщники.

Думать об этом оказалось приятно, а после того как через полчаса после моего возвращения в палату тихое крыло, оглашенное возмущенным визгом, перестало быть тихим, — еще и весело. Визг постепенно перешел в ругань, требования вызвать полицию и отправить «мерзкого негодяя» в тюрьму, а лучше сразу на эшафот. Затем, словно по волшебству, все стихло.

Когда эта тишина уже начала нервировать, в палату наконец-то вошел Грин. Закрыл дверь, привалился к ней спиной и спрятал лицо в ладонях.

— Бет…

Я вскочила навстречу.

— Бет, вы не представляете, как мне стыдно, — голос его звучал сдавленно, плечи мелко подрагивали. — Как мне стыдно за то, что я не позволил вам это увидеть…

Доктор опустил руки, и я поняла, что он едва сдерживает смех.

— Это нужно было видеть! Это… Вы понимаете, что я сделал? И что сделают со мной, если кто-нибудь узнает?

— Но ведь никто не узнает?

— Нет, конечно. Натуральные компоненты, да и нейтрализатор убрал следы. Но… Уф, даже жаль, что я никому не смогу об этом рассказать! Это… У меня слов нет. Вас уж точно в недостатке фантазии не упрекнешь, мышка моя. Странно, что вы не смогли дописать свою книгу.

Напоминание о книге после ставшего привычным шутливого обращения неприятно царапнуло, да и доктор улыбался уже не так искренне.

— Что там? — я кивнула на дверь.

— Там, — он обернулся через плечо, будто мог что-то увидеть, — новую жертву отпаивают чаем. Старую жертву, утратившую права на данный статус, сторожат санитары. Ждем прихода полиции и, наверное, ректора. Думаю, разрешится все быстро. Ходатайствовать за «безвинно пострадавшего» мэр и его племянница вряд ли захотят, как и разглашать подробности только что произошедшего: доброе имя дамы и все такое. А «пострадавший» теперь сам попросит уладить дело миром; еще и благодарен будет, если с ним станут разговаривать, а не вытолкают пинками.

— Значит, мы спасли академию от скандала, да?

— Да, — он уже совсем не улыбался. — Оказывается, это может быть так просто. И так… не по геройски.

— Злопамятный вы все-таки человек, — я опустила глаза.

— Нет. Просто памятливый. Память хорошая. Помню, кто что сказал и когда. Например, когда вы слышали, чтобы я говорил, что действие приворота зависит от фантазии, если вас не было на той лекции?

Я вздрогнула, подняла на него взгляд, но не смогла произнести ни слова.

Да и нужно ли?

— Вы сидели на верхнем ряду, в углу. Если бы я вас не видел, то и не сказал бы… того, что сказал. Это предназначалось вам. Только.

С каждым словом он делал шаг ко мне, а я пятилась, пока не уперлась спиной в стену, совсем как тогда, в его кабинете. И в остальном не оставляло ощущение, словно все это уже было когда-то.

Или должно было быть.

Именно так.

Близкое тепло и холодок по коже.

Дразнящая усмешка.

Вопрос и ответ в его глазах.

Пальцы, скользнувшие по моей щеке и запутавшиеся в волосах на затылке.

— Я все еще жду, Бет.

— Чего?

— Когда вы меня ударите.

— Вы… — Моя рука уперлась ему в грудь и скользнула вверх, обвила шею. — …не сделали ничего, чтобы заслужить…

— Я как раз собирался.

Сумасшествие.

Но я подумала, что заслужила право хоть ненадолго сойти с ума. И это, в принципе, все, о чем я успела подумать.

Как там пишут в книгах, вспоминавшихся сегодня по поводу и без: время остановилось? Замедлилось?

Чушь!

Время шло. Секунды вздрагивали на ресницах. Тянулись минуты — поцелуями, редкими прерывистыми вздохами, жадными прикосновениями. Время шло, отказываясь застывать или растягивать мгновения, не давая забыть, что у нас нет ни вечности, ни даже получаса.

Ни двери, которая закрывалась бы на ключ.

Хотя последнее и к лучшему, иначе неизвестно, как далеко зашло бы это безумие. И без того нелегко было остановиться, чувствуя, как в груди плавится свечным воском сердце…

Но я остановилась. Отстранилась. Поправила сползший с плеча халат. Пошатываясь, словно пьяная, дошла до окна, облокотилась на подоконник и прижалась лбом к холодному стеклу.

— Бет, — хриплый голос, ладони на моих плечах. — Не делайте так. Не убегайте. Это от своего героя вы могли сбегать, когда вам хотелось, а я ведь не герой, я вам этого не позволю.

— Вы не понимаете, — мой шепот отразился от стекла, оставив на гладкой поверхности мутное пятнышко. — Я…

— Что «вы»? — он развернул меня к себе. — Должны? Обязаны кому-то? Если бог, что привел вас ко мне, сделал это только для того, чтобы потом отдать другому, пусть скажет об этом. Сообщит устно или письменно, пришлет телеграмму или комету. Покуда я подобных посланий от всемогущего Мэйтина не получил, я не признаю никаких условий.

— Вы сумасшедший, — вздохнула я.

— Нет, я пытаюсь рассуждать здраво. А боги, если верить мифам, могут ошибаться или менять решения. Глупо отказываться от чего-либо, даже не попытав удачи.

— А если нам не скажут? Если по умолчанию нельзя нарушать условия?

— То есть Мэйтин допустит гибель мира просто оттого, что его ослушались, и никак не попытается этому помешать?

— Нет, но… Я не знаю. Правда не знаю. Можно… Можно мне пойти к себе, в общежитие? Я…

— Снова сбегаете, — усмехнулся он с грустью.

— Нет. Мне нужно время, и я… Я приду завтра. У леди Райс дежурство, и я приду, честно.

Так глупо это прозвучало, так по-детски, но я не нашла других слов.

— Завтра? — переспросил он серьезно. — Хорошо.

Сжал мои руки, быстро поднес к губам, развернулся и вышел.