Левон Каразян - Комар-киллер

Тем временем переполох вокруг Тантума набирал обороты. В России президенту спецслужбы докладывали, что засечь способы передачи информации с мест событий в интернет не удаётся. Если предположить, что она попадает посредствам флешки, когда та подключена к компьютеру, что отчасти подтвердили исследования, то вот то, как эта информация записывается для передачи на флешку, совершенно не понятно. В Думе не нашли ни одного устройства, которое способно так или иначе её передавать. Когда все присутствующие в зале покинули помещение, спецы проверили каждый сантиметр пространства. При этом трансляция из зала продолжала вестись в прямой эфир интернета. Специалисты намеренно не снимали флешку с компьютера, стараясь понять, с какой точки ведётся наблюдение, сравнивая изображение, транслируемое в сеть, с местом, откуда должно было оно сниматься. При этом ракурс съёмки менялся несколько раз, словно видеоинженер переключал выход в эфир с одной камеры на другую. Ничего не обнаружив, приняли решение вытащить флешку из компьютера. Это была последняя надежда отключить трансляцию в эфир, где уже миллионы зрителей с удовольствием наблюдали за работой спецслужб, которые тщетно пытались найти источник видеосигнала. Специалисты прекрасно понимали, что оказались в комичной ситуации, но команда была сверху – найти камеры. Вот и получалось, флешку снимать нельзя, потому как могла прекратиться трансляция, а значит, и труднее будет определить ракурс. Благо один из специалистов догадался, что точки съёмок можно вычислить, если просто посмотреть запись. Так и поступили. Действительно, трансляция прекратилась. Спецы с облегчением вздохнули, шоу на весь мир прекратилось, но, как и ожидалось, флешка задымилась и вскоре полностью сгорела.

Российскому президенту докладывали чуть ли не каждые полчаса. Собственно, он и так примерно понимал, что происходит. Как доставляют флешку, он знал лучше других. Из того, что ему докладывали, становилось понятно, что капитан, которого он попросил не разглашать «тайну», выполнил своё обещание либо, предположил президент, ведёт двойную игру. В любом случае всё равно не понятно, как снимается и передаётся видео. Ни один из приборов не зафиксировал никакого сигнала, похожего на те, какие вообще применяются в связи. «Да, – продолжал рассуждать президент, – работёнки у этих ребят прибавилось. Интересно, весь этот цирк он собирается демонстрировать только в России? Хотя и на том спасибо. Лихо он взбаламутил это болото. С другой стороны, если они все такие белые и пушистые, то им и волноваться незачем. Правда, уже у некоторых нервы не выдержали. Здорово он придумал с этой благотворительностью, там же надо-то указывать, от кого поступают средства. Получается, придётся признать, что не такой уж ты белый и пушистый. Но с другой стороны, как бы и работать можно будет дальше. Да, как говорится, будем посмотреть». Перелёт был дальний, так что у президента было время, оставшись наедине, спокойно поразмыслить. Он понимал, что от него будут ждать конкретных решений по этому поводу. Но с другой стороны, спецслужба уже получила добро на поиск этого разрушителя спокойствия. Но они пока топчутся на месте. Так что к нему как к президенту претензий быть не может. Правда, что народу говорить, он пока не решил. Хорошо если Тантум отчебучит что-нибудь эдакое и в Америке, тогда расписываться в собственном бессилии будет не так обидно. По крайней мере, американцы не будут ссылаться на русских хакеров. А если хакеры и наши, то пусть будет так. Мы готовы вместе с американцами искать этого Тантума. Очень надеюсь, что нам это не удастся в ближайшем будущем. Вдруг президент вспомнил, что Тантум говорил, что он меня слышит и видит в любое время. «Может, попробовать? – подумал президент. – Правда, он просил обращаться только там, где нет любопытных глаз и ушей. А где я ему найду такое место? Вот даже тут, в самолёте, в собственной спальне, – и то вон там камера есть. Правда, в случае необходимости её можно вырубить, но сейчас не тот случай, так что смотрят они, точно смотрят. Тут уж ничего не попишешь: назвался груздём, полезай, как говорится. Думай, Федя, думай!» И, кажется, президент придумал. Благо за спальной комнатой был небольшой кабинет, где он мог в случае необходимости сделать кое-какие записи, пометки, почитать. Правда, там тоже была камера. Сев за стол, он в ежедневнике крупными буквами написал несколько слов. Затем, встав, сделал несколько шагов по кабинету, как бы размышляя над чем-то. Это бы не вызвало подозрений у охраны, наблюдавшей за ним. Надо заметить, что подобная мера предосторожности со стороны охраны была нелишней. Хоть президент и был в хорошей физической форме, но с людьми даже, казалось бы, в такой обстановке, как в самолёте, где точно нет посторонних, могло произойти всякое, мало ли – резкое ухудшение самочувствия и нужна немедленная помощь. На этот случай и наблюдали за первым лицом государства денно и нощно. Благо техника позволяла делать это неназойливо. Так вот, пройдясь взад и вперёд несколько раз в небольшом помещении, он стал так, чтобы спиной закрыть обзор камеры. В руках он держал ежедневник так, как если бы перед ним была камера и он хотел, чтобы она могла прочесть надпись на листе. А на листе было написано следующее: «А в Америке в сенате слабо?» Постояв так несколько секунд, он походил по комнате ещё некоторое время, положил ежедневник на стол и вернулся в спальню. «Кто бы меня видел за этим делом, – подумал президент, – Штирлиц отдыхает. Ну, посмотрим, Тантум, «Золотая рыбка».

Тем временем Иван, вдоволь нагулявшись, вернулся домой. Вниз он спускаться не стал, но решил посмотреть, как там наш президент поживает. Включил телевизор, настроился на комара, который был в президентском самолёте, и стал просматривать запись. Быстро перемотав ту часть, где он лежал в спальне и о чём-то думал, и замедлил, когда тот стал записывать что-то в блокнот. Когда президент, немного походив по комнате, вдруг остановился и, выставив как бы напоказ блокнот (а выражение лица у него было такое, словно взрослый солидный человек вытворяет какую-то глупость, зная об этом, но пытается, словно оправдываясь, улыбаться), Иван остановил запись и укрупнил текст в блокноте, желая прочесть то, что так старательно демонстрировал президент, так странно улыбаясь. Когда Иван прочёл надпись: «А в Америке в сенате слабо?», то ему стала понятна гримаса на лице президента. Как-никак к «Золотой рыбке» обращается. Это всё равно как если б попросить взрослого человека на полном серьёзе писать письмо Деду Морозу. «А спиной он, видать, камеру прикрывает, – подумал Иван. – Решил меня на слабо взять?»

– Ну что, – уже вслух произнёс он, – слушаюсь и повинуюсь, – Иван изобразил что-то вроде реверанса и чуть не вывалился из кресла. – Щас Хоттабыч вырвет пару волосиков из своей бородки, и будет тебе сенат, – продолжил он говорить вслух, усаживаясь поудобней в кресле.