Даха Тараторина - Равноденствие

– Право, вы мне льстите! Всего лишь учусь! – я погасила магический круг, кокетливо убрала локон за ухо, подождала, пока предложат руку, чтобы помочь спуститься и, не дождавшись, спрыгнула со Скотины сама. В последнее время у меня это получалось всё лучше, как, собственно, и всё остальное, прежде недоступное и непонятное избалованной знатной леди: я всего-то со второй-третьей попытки разжигала костёр, правда, пришлось прекратить делать это магией после трёх спалённых дотла деревьев, выжженной в пепел поляны и одного заикающегося грибника; научилась готовить настолько сносно, что хотя бы Скотина не морщилась, когда я, отпробовав и разочаровавшись, отдавала варево ей; привыкла устраиваться в седле так, чтобы отсиживать ягодицы по очереди и, самое главное, приучила себя мыться в холодной чистой озёрной воде и не ругаться при этом. По крайней мере, вслух.

Как и думалось, деревня жила за счёт огородничества. Солнце уже начинало удлинять тени, всё сильнее наливаясь закатной краснотой, сверчки вопили так, что в ушах звенело, а представшие передо мной люди все как на подбор стояли вооружённые сельскохозяйственными орудиями и перемазанные сухой землёй, как лазутчики. Печально склонившие головки бобы и яблони с поникшими листьями недвусмысленно намекали на то, что усилия земледельцев не окупаются.

Вперёд вышел крепкий мужичок суровой наружности и, для пущей важности заложив большие пальцы за затянутый над пузом пояс, поинтересовался:

– Чего забыли в наших краях? У нас для вашей сестры нет ни работы, ни ночлега: деревенька маленькая, сами теснимся, чтоб всем места хватило.

Я окинула оценивающим взглядом покосившиеся домики с тёмными окнами, где явно давно никто не жил, прикинула количество селян и пришла к неутешительному выводу, что места завались, просто мне здесь не рады.

Свинья, оказавшаяся огромным боровом, покинула своё царственное лежбище и подошла посмотреть, что происходит. Толпа почему-то расступилась, пропуская животину едва ли не с почтением, и удовлетворённо закивала, когда та, принюхавшись ко мне и противно шевеля жирным розовым пятаком выдала громогласное и презрительное «хрррррру!».

– И то верно!

– Не место у нас ведьмам!

– Иди своей дорогой, а нас не трогай, – согласно пронеслось по толпе.

Заходящее солнце подпекало спину, напоминая, что даже самая жёсткая кровать удобнее самой мягкой травы, а ещё в лесу мошкара, волки, с которыми мы основательно повздорили прошлой ночью, и ёж, решивший утром погреться у меня под боком и оставивший непрестанно чешущиеся царапины. В качестве платы за отметины он унёс с собой душевную травму, спровоцированную моим визгом.

Хотелось поесть, выспаться и спустить честно заработанное если не в лавке с дорогими тканями, так хоть в избушке с гороховой кашей. И у меня имелся в запасе убедительный аргумент, доказывающий, что я желанный гость. Я двумя пальцами выхватила из кошеля первую попавшуюся монету и поднесла к запачканному приплюснутому и чумазому носу мужика, решившему, что он здесь главный:

– Неужели у вас не найдётся сытного ужина и уголка, где можно поспать? Мне почему-то кажется, что мы обязательно договоримся.

Мужичок изо всех сил старался смотреть на предложенную монетку, но алчный взгляд нет-нет, да скользил ниже – туда, где остался мешочек, в котором наверняка тосковали не одна, не две и даже не три таких же.

– Посмотрим. Может и есть чего, – нехотя буркнул он, накрывая не успевший отразиться в глазах остальных селян кругляшок тяжёлой ладонью.

Страшновато оказалось идти через толпу. Недобрые взгляды, шепотки, кто-то не постеснялся плюнуть вслед, а шарахались в стороны, как от чумной. Мне бы развернуться, дать дёру из жуткой деревеньки, но желудок в тот вечер оказался громче разума.

Назвавшийся Пертом соизволил приютить меня прямо в своём доме, Побухтел, попытался спрятать всё, сочтённое ценным, чтобы я не натворила без присмотра дел, но впустил. Я, конечно, вполне могла набедокурить, но, признаться, не собиралась: очень уж измотали две почти бессонные ночи, скрашенные голодным волчьим завыванием. Стая шла за мной от самого Лоанога, укоризненно мигая огоньками глаз из темноты: не видишь, что ли? Мы тут оголодали, а ты не хочешь войти в наше положение! Входить как в их положение, так и в желудки, желания не возникало, а проверять, смогу ли одновременно расправиться со всей сворой не тянуло, так что я отделывалась ночными бдениями, не менее укоризненной руганью и магическими заслонами, которые начинали таять, как только я засыпала.

– Что-то волки в ваших краях совсем оголодали, – сделала попытку схохмить я. – Никак кормить забываете?

Перт шутки не оценил:

– Тут уж либо они, либо мы. Мы тоже бульон из корешков хлебаем, когда они у нас из силков зайцев выгрызают, а косые и так не шибко жирные нынче. Вот здесь поспать можно, – указал он на накрытый покрывалом большой сундук. – Жена сейчас еду подаст.

Предложенный супчик действительно оказался средней паршивости, жидкий и состоящий по большей части из травы, а не из овощей, что уж говорить о мясе. Желудок издавал недовольные звуки, свойственные деревенской девке, но непозволительные благородной леди, а выражение лица состряпавшей его женщины не только не прибавляло аппетита, но и внушало желание проверить пищу на наличие ядов.

– А что, – осторожно начала я, – урожай в этом году совсем плохой будет?

Перт до хруста сжал в кулаке ложку, словно это моя вина.

– Как и в прошлом, – ответила за него жена, поджав тонкие губы. – Кабы не наш хранитель, всей деревней бы уже голодали…

– Бритта! – гаркнул мужчина, ударяя по столу. На меня, видимо, прикрикнуть не осмелился, а тут сорвался. – Понимаешь, с кем говоришь? – кивнул он на гостью, не обращая внимания на её всё выше поднимающиеся в удивлении брови.

Я как можно спокойнее холодно заметила:

– Досужие сплетни не собираю. Можете не стесняться моего присутствия, – как будто до этого хозяев дома что-то смущало.

– Стесняться? – взвился Перт. – Чего это, интересно, мне стесняться? Ходят тут такие как ты… вы! Как хозяйки! Как ничего и не было! Как не виноватые!

– Прошу прощения, – я поднялась из-за стола. – А что, я уже успела в чём-то провиниться, чтобы вы считали себя вправе повышать голос?

Только что пунцовеющий от ярости мужчина внезапно прыснул:

– Нет, ты посмотри! – ударил он в худое плечо жену. – Она не знает! Правда делает вид, что не знает! Невинная овечка! Нет, ты глянь!

Бритта глянула и покачала головой, демонстрируя, что уж она-то в курсе моих преступлений, но распаляться просто так не станет.

– Извольте, – настал мой черёд стукнуть по столу. Получилось менее эффектно, захотелось потрясти рукой от боли, но я сдержалась. – Либо вы меня с кем-то путаете, либо должны объясниться!