Даха Тараторина - Равноденствие

Нет, сладкого шкодников он всё-таки лишил. Но на этом запас строгости иссяк. Он всегда оставался тем, кто баловал детей. Наказывала и ругалась супруга и, надо признать, делала это с необычайным очарованием.

Сказку…

Он уже видел чуть хуже, чем раньше, но бледные тонкие пальцы знали каждую чёрточку в рисунках старых книг. Двигаясь по изображению от легких, казалось, готовых зашелестеть листьев, до корней, пронизывающих собой миры, он мог не опускать взгляда в старинный фолиант. К чему бы? И без того помнил наизусть каждую из сотни раз рассказанных историй, а следить было за чем: на коленях, непрестанно вертясь, отвлекаясь, норовя цапнуть брата за пышные каштановые вихры, сидела дочь.

– Будешь мешаться, папа прогонит! – пригрозил старший.

– Не прогонит! – малышка показала брату язык, сморщив смешную морщинку между бровей, и на всякий случай уточнила: – Не прогонишь же?

Мужчина сурово посмотрел на детей, но не смог сдержаться и улыбнулся, захлопывая книгу:

– Вертите мной как хотите!

По вечерам он всегда читал им. Почти всегда, по крайней мере. Как когда-то делала их мать.

Жены не стало четыре года назад. Он любил её, любил так сильно, как только был способен любить, а она даже в тот злополучный день шутила, что ещё не успела родить ему целый отряд, поэтому расходиться пока рановато. Даже тогда она шутила, зная, понимая и чувствуя, что маленькая Этна станет её последним даром.

Сумел ли он сделать её счастливой? Он очень надеялся, что да. Потому что эти два вертлявых, неуклюжих, неугомонных, упрямых сорванца стоили того, чтобы прожить ради них чужую судьбу.

Уже в третий раз он пытался отловить мелочь, чтобы уложить спать, а те, улёгшись и дождавшись, пока отец выйдет из комнаты, снова начинали буянить, когда в дверь постучались: властно, сильно, как к себе.

Он не стал ждать, пока услышат и прибегут слуги. Всегда держал их немного: сам не без рук.

Мужчина открыл незапертую дверь.

Она стояла на пороге. Всё такая же: упрямая, уверенная… прекрасная. За её узкими плечами смущённо прятались поздно заходящее летнее солнце и бледный, уставший полумесяц. Впервые за долгие месяцы они появились на небе вместе.

– Мама, это кто?

Он посмотрел вниз – туда, откуда шёл требовательный голос. Женщина держала за руку тощего подтянутого мальчишку, неуловимо похожего на хозяина замка.

– Это мой старый и самый лучший друг, – она прижала голову сына к бедру, вопросительно глядя на открывшего дверь: всё ещё друг, ведь так?

– Знаем мы таких друзей! – мальчишка скрестил руки на груди, но, подумав, как взрослый, протянул приветственно ладонь и представился: – Агро.

Маленькая ручонка утонула в крепком рукопожатии.

– Это никогда не было судьбой, Белен. Просто выбор, – проговорила она, не решаясь войти.

Он молча посторонился, пропуская её внутрь.

Леди Вирке Ноктис де Сол вернулась домой.

Конец.

14.08.2018

Виллан – зависимый крестьянин.

Рысь – вид шага лошади чуть медленнее галопа.

Пенула – дорожное платье.

Автор честно пытался разобраться со средневековыми мерами времени, но пришёл к выводу, что ни солнечные, ни водяные, ни (огромная редкость!) механические часы, отмеряющие, простите за тавтологию, только часы (без минут) пониманию текста не слишком помогут. Поскольку ориентироваться по жаворонкам и закатам читателю будет непросто, в этой сказке мы берём за основу время нынешнее. С минутами и секундами. На то она и сказка, правда ведь?

Здесь ветры – отнюдь не природное явление, а самый обыкновенный пук.

Данни – проказливый оборотень, часто принимающий форму лошади. Правда, исключительно для того, чтобы посмеяться над ездоком, оставив того, например, в навозной куче. У данни есть куда более добродушный собрат дуни, превращающийся в пони. С ним человек вполне может найти общий язык.

Капсюля – нащёчные ремни в уздечке.

Редингот – изначально верхняя одежда прилегающего силуэта для верховой езды.

Холмовики – злобные фейри, жители холмов, ютящиеся в пещерах. Терпеть не могут людей, зато обожают своё волшебное стадо, состоящее, как уже стало ясно, из голубого домашнего скота. Способны на всевозможные пакости, но ведут себя прилично, если человек не лезет на рожон.

Как несложно догадаться, фейри в европейской мифологии делятся на Благий двор и Неблагой двор. Представители того и другого не привыкли давать себя в обиду и способны изрядно подгадить человеку, но первые делают это во имя справедливости, а вторые исключительно для удовольствия.

Деррики – крохотные фейри, помогающие путникам или сбивающие их с дороги. Тут уж как повезёт.

Названия языческих праздников колеса года. Каждый по-своему интересен и о каждом можно написать отдельную книгу, поэтому пока останемся в блаженном неведении насчёт подробностей их справления.

Десница – рука, если что.

Подпруга – ремень, который фиксирует седло на спине лошади.

Кресало – часть огнива; устройство для розжига огня – совершенно бесполезное приобретение для нашей героини.

Беловолосый мужик со шрамами и двумя мечами… Вы же уже поняли, к кому эта отсылка, верно?

Хэнд – английская мера длины. 10, 16 см

Белые Дамы – духи леса. Фейри, доброжелательно относящиеся к людям, помогающие женщинам и заплутавшим путникам, но, как и все волшебные существа, способные жестоко карать недостойных, неблагодарных и просто попавших под горячую руку.

Фридбонд – так называемый ремешок добрых намерений. Представлял собой прочный шнурок, соединяющий ножны и рукоять меча. В средневековье считалось хорошим тоном использовать подобное устройство, мешающее быстро выхватить оружие, в больших городах или на дружеских встречах.

Длина фута несколько раз менялась с течением времени, так что, в принципе, сие чудовище вполне можно представить любых максимально устрашающих размеров. Но автор ориентировался на 0,304 м, т.е., зверь был почти двухметровый.

Пак – один из самых известных хобгоблинов английского фольклора, обладает даром оборотничества. Больше всего по характеру и мировосприятию напоминает нашего беса. Вредный, шаловливый, но иногда под настроение способный помочь человеку. Правда наш фейри – изголодавшийся и очень-очень злой.