Марина Аэзида - Дети Спящего Ворона

В покоях тихо и мерно жужжало веретено и то ли заглушало ветер, то ли подпевало ему. Заглушало оно и мысли Джефранки. Или, напротив, поддакивало им?

Хорошо, что руки чем-то заняты, это немного успокаивает. Тянется, скользит между пальцами лен, спрядается в тончайшую нить — вот бы и мысли тянулись такой же ровной нитью! Но нет, они путаются, как не вычесанная шерсть в руках неумелой пряхи.

На днях с почестями хоронили Лакора, а подданные косились на каменное лицо Джефранки. Теперь по Адальгару вновь поползут слухи, что княгиня — бесчувственная. Так же было, когда умер отец. Люди отказывались видеть, что по ее щекам стекают слезы, зато видели бесстрастное лицо и делали выводы…

За день до этого уехал Виэльди — и тоже хоронить друга.

Позавчера Изира сняли с должности советника, а заодно и еще двух, подозреваемых в сговоре. Теперь главным советником Джефранки — негласно, разумеется, — стал каудихо. А если точнее, то не советником вовсе, а скрытым правителем. Он указывал, что говорить и делать, а она, скрепив сердце, слушалась. Пусть раздражало, что должна подчиняться чужеземцу и до недавнего времени почти врагу, но все-таки хватало выдержки, чтобы справиться с чувствами. Сейчас каудихо союзник, а в политических играх разбирается куда лучше нее.

Виэльди все вопросы решал сам, зато Андио Каммейре приходилось действовать через Джефранку: хорошая возможность чему-то у него научиться. Тем более что свекр всегда объяснял свои просьбы… или приказы?

Стекающая на веретено нить истончилась — и порвалась. Оно стукнулось об пол и покатилось. От неожиданности Джефранка вздрогнула.

Вот так и жизнь обрывается. Внезапно… Боги не успевают заметить, что она истончилась… Но порванную нить можно присоединить и продолжить, а жизнь не вернуть…

Откуда эти мысли?! Много смертей в последнее время, вот и лезет в голову всякое. Она передернула плечами, подобрала веретено и, распушив оборванные концы нити, прикрутила их друг к другу. Можно было прясть дальше — это она и собиралась делать, но тут в дверь постучали. Джефранка только открыла рот, чтобы позволить войти, а дверь уже распахнулась. Ни к чему даже оборачиваться, и без того ясно, кто явился. Один только бесцеремонный каудихо вваливался в ее покои, не дожидаясь разрешения.

Все-таки она обернулась.

— Я же просила не заходить вот так… так запросто!

— О, прости, великолепная княгиня! — он хлопнул себя по лбу. — Вечно забываю! Ну извини степного дикаря и его старческую память.

Паясничает, как всегда…

— Твой сын тоже, как ты выразился, степной дикарь, к тому же мой муж, но и то не так нагло входит в мои покои!

— Ну, мой сын пообтесался в Империи, а я-то старый дикарь. Но ладно-ладно! Ты меня пристыдила, теперь-то я точно запомню.

Как же, запомнит он… Иногда кажется, будто намеренно ее дразнит.

— С чем пришел? — не очень-то любезно спросила Джефранка.

Андио Каммейра вмиг посерьезнел и нахмурился.

— Нужно, чтобы ты отправила на юг княжества людей: и адальгарцев, и талмеридов. Там затевается восстание, скоро должно грянуть. Нам нужно оказаться в тех краях раньше имперцев.

— Ну да, понимаю. Скажи, сколько людей и… Адальгарцев я отправлю, но талмеридов… Они с большей охотой слушаются тебя и Виэльди, я же для них так… Будто завоеванная. Не видят они во мне свою правительницу, — она фыркнула, но, вспомнив Имидио и кое-кого из других талмеридов, добавила: — Ну разве что дворцовые стражники воспринимают всерьез.

— Конечно, княгиня. — Каудихо прислонился к стене и побарабанил по ней пальцами. — А как они увидят в тебе правительницу, если ты им ничего не приказываешь? Так почему бы не начать приказывать? Сейчас самое время. Да, я бы и сам мог… Но разве нужны нам новые пересуды, что в Адальгаре якобы степняки всем заправляют? Нет, совсем не нужны, так что давай лучше ты. Главным над талмеридами сделай Лиредио из клана Каммейра… ну то есть из нашего клана. Он опытный воин, решительный, при этом осторожный, и люди его уважают. Справится. А там и Виэльди вернется.

— Виэльди? Что же, и он отправится на окраины? Воевать?

Этак она скоро его лицо забудет… Хотя нет, к чему себе врать? Не забудет. К сожалению.

— Уж как сам решит. Вся беда в том, что наместник слишком осмелел, поэтому моему сыну, возможно, придется… — он отлепился от стены и, словно догадавшись о мыслях Джефранки, шагнул к ней и сказал: — Да не печалься так, девонька. Догадываюсь, что мой наследник не подарок и все время в разъездах, но… все-таки он не плохой, а?

Лучше бы плохим был… Тогда Джефранку не мучили бы ни его безразличие, ни его ласка из жалости и долга.

— Вот лучше бы на мне ты женился! — в сердцах, не подумав, выпалила она. — А не своего сына заставлял! Куда легче было бы! По тебе бы я не…

Она осеклась: и как эти глупые слова вообще с губ слетели?

Внимательный и чуть насмешливый взгляд Андио Каммейры заставил ее отвести глаза.

— Что «по тебе бы я не…»? Не скучала? Не страдала? — он усмехнулся и прищурился. — Признаюсь, если бы заранее знал, что Хашарут все равно не успокоится, то женился бы. А что? Заполучил бы и Адальгар, и красавицу.

— Адальгар ты и так заполучил, — буркнула Джефранка, пытаясь не выдать смущение. — Через сына.

— Но не красавицу, а? — он снова усмехнулся, а потом снова стал серьезным. — Ты не можешь простить, что я заставил тебя смотреть на пытки, да? Что из-за этого… из-за меня ты не выносила ребенка? Поэтому я так тебе не нравлюсь?

Нет, не поэтому… Ребенка ее лишила мразь-Ишка, каудихо же Джефранке не нравился, потому что пытался управлять людьми исподтишка, иногда так, что те и не догадывались, что ведомы чужой волей. Мать, омрачившая детство, была такой же. Правда, делала это грубее, более явно…

Она так и не ответила на вопрос Андио Каммейры, спохватилась только когда он махнул рукой и сказал:

— Ладно, я понимаю… Ты права… Тем больше ценю, что умеешь отодвинуть чувства ради общего дела. Моя дочь так и не научилась этому… Хотя я сам виноват: неправильно воспитал, слишком баловал.

— Разве дочерей не матери должны воспитывать?.. — спросила Джефранка, чтобы не молчать.

— Моя Итсуль… Мать Данески слишком рано умерла.

— Почему ты еще раз не женился?

— Достойная не нашлась, — отчеканил каудихо и сдвинул брови: кажется, разозлился. — Но хватит вопросов. Я не о том пришел говорить. Присядем, княгиня. Подумаем, сколько людей отправить на запад и как скоро.

Только тут Джефранка заметила, что все еще держит в руках веретено, а пальцы лежат на льняной кудели. Отложив все в сторону, она опустилась в кресло и сказала:

— Я слушаю, каудихо.

Андио Каммейра начал говорить, но тут в дверь настойчиво застучали.