Светлана Жуковского - Дети разбитого зеркала. На восток

Вот сейчас она негромким глуховатым голосом объясняет что-то пареньку с гитарой. Тот кивает, посмеивается, хмурится и переспрашивает. Те, кто рядом, проявляют живой интерес к разговору. Девочка с готовностью отвечает на вопросы. Понемногу стихает шум, и музыкант играет песню про потерянное кольцо, песню об утратах и поражении. Но мотив постепенно приобретает какой-то лихой застольно-разгульный характер и есть в его звучании последняя решимость и вызов судьбе.

Кто-то вкладывает в руку Фран огромную кружку с чем-то дымящимся и горячим. Ещё ей достаётся тарелка с бобами, ломтями окорока и сухариками. Она немного растерянно смотрит на угощение и отправляется искать свободное местечко где-нибудь в стороне.

Некоторое время Сет смотрит, как она ест. Потом, неожиданно для себя, садится с нею рядом.

— Хорошие ребята, — осторожно говорит он.

— Они покойники.

Фран смотрит в стол и ковыряется в тарелке.

— Они знают, что ты — женщина?

— Ты говоришь, как будто обвиняешь. А! Здравствуй, пёс. Тебя зовут Сет? Учитель говорил, ты можешь мне помочь.

— Что ты здесь делаешь?

Фран отложила ложку.

— Испытываю судьбу. Узнаю, что такое война. Размышляю о мести. Нам говорили, что месть удел рабов самых низких страстей. Но разве не заслуживает мести ученик, погубивший наставника?

Сет не собирался беседовать долго и оставил без внимания слова, в которых увидел попытку вовлечь себя в лукавую игру намёков и полуправд. Он верил, что демонические сущности нелживо отвечают на прямо заданный вопрос — и спрашивал дальше.

— Почему он отпустил тебя?

— Он боялся ошибки. А потом он умер. Но он сказал, что ты меня найдёшь. И просил кое-что передать.

— Хорошо. Мне тоже нужно что-то тебе передать, без лишних глаз. Ты сказала им, что ты — женщина?

— Это важно? Некоторым сказала, тем, кто спрашивал. Музыканту много чего рассказала, ему интересно. Но это не имеет никакого значения. Они все покойники. До конца недели не доживут.

— Мне важно, чтобы нам не мешали. Когда касается сердечных чувств, люди непредсказуемы. Я не хочу с ними ссориться.

— Сердечные чувства к юродивой дурочке? Они видят во мне ребёнка. Ты — нет? Но, если надо, заступятся. Ты ведь не станешь меня обижать?

— Нет. Я должен помочь.

Сет не кривит душой. Это вообще ему не свойственно. Он знает о безотчетной симпатии, внушаемой людям Змеем, и потому она не имеет над ним особой власти. Но за внешней обманчивой прелестью он рассмотрел неожиданное. В душе собеседника, куда он постарался незаметно заглянуть посреди разговора, действительно зиял вход в бездну. Но он почувствовал и сопротивление строптивой маленькой личности, стремление отгородиться от гулкого тёмного провала, сдержать рвущиеся на свободу могущественные энергии. Это было поразительно. Ровно столь же безнадёжно, как намерение отстоять от варваров покинутый город, и столь же достойно уважения.

То, что он собирается сделать, действительно будет помощью и освобождением для героической маленькой крепости, для изнурённой одержимостью души.

Он договаривается с Фран дождаться её на улице и выходит из душного зала.

Свернуть шею — не самый красивый способ убить человека. Зато тихий, чистый и быстрый. И вполне в духе древнего обычая, по которому проливать девичью кровь вообще не полагалось. Его, бывало, нарушали, но ничего хорошего из этого не выходило. Как тогда в Халле.

Нападение со спины — вещь довольно бесчестная, но к этому Сет относился спокойно. Необходимо было не только убить, но и выжить — для того, чтобы убить ещё один раз.

Он стоял за дверью кабака в глубокой тени, переходящей прямо в звёздную ночь и творил молитву. Давно отрёкшийся от собственных желаний, он вручал себя воле Господа, создавшего и наполнившего смыслом бесчисленные миры, плывущие в сверкающей бесконечности над его головой, и, как обычно, всеми чувствами пытался уловить хотя бы слабый намёк на ответное движение из сокровенной сердцевины мира. Весь он стал чем-то вроде зеркала, которым давно перестала служить Господу Адомерти земля, и лишь в тысячах варварских костров отражались нынче созвездия царственных светил. И впервые за всю свою жизнь он услышал, как что-то летит ему навстречу сквозь потоки видимого и невидимого света из запредельной немыслимой дали.

И в этот момент отворилась дверь.

На короткий миг застыло в освещённом тёплым огнём проёме тонкое девичье тело перед тем, как было сорвано и брошено в темноту, стиснуто в стальном безжалостном захвате до страшного влажного хруста, невозможности вдоха и животного смертного ужаса.

Но в этот короткий миг, когда Фран щурилась на пороге, холодный осенний воздух был взрезан сотнями острых ножей, сотнями чёрных молний, гремящими, словно жесть и отливающими синевой перьями огромных, как вёсла, вороновых крыл. Призрачная, но не бесплотная птица врезалась еретику прямо в лицо, точно лошадь на полном скаку, оглушая, когтя и гвоздя его исполинским клювом. И где-то во мраке, куда провалился Сет из-под звёздного неба обречённого города, голос мёртвого друга кричал: «Не трожь её, братец, не смей, брось, отдай, отпусти…»

Наваждение было неодолимым. Чья-то воля заставила Сета очнуться под бледным небом Края Пустыни в позднее утро давно прошедшего лета. Он только что потерпел поражение в учебном бою и лежал, запрокинув голову, отдыхая от напряжения поединка и подыгрывая младшему товарищу, торжествующему победу. Тот подошёл, закрывая собой солнце. И сказал — смутный, тёмный, весь в сверкании лучей:

— Ты не оплакивал меня. Это хорошо.

— Ты не жена мне, чтобы я тебя оплакивал.

— Друг лучше, чем жена.

— Ты мой брат, такой же, как и я. Зачем оплакивать того, кто не боится смерти?

— А я рыдал бы по тебе, братец. Честно. В этом ты сильнее меня. Наверное, поэтому ты здесь, а я ушёл туда, откуда не возвращаются.

— Но у тебя и на этот счёт своё мнение?

Воронёнок просиял.

— Верно! Ты думал, я пропущу самое интересное?

Сет поднялся на ноги, но ничего вокруг не изменилось, лишь воронёнок смотрел теперь на него снизу вверх — взъерошенный, юный и дерзкий.

— Я думаю, что ты демон, который явился мне помешать.

Рав радостно улыбнулся ему в лицо.

— Я постараюсь являться чаще. И вот ещё что — Учитель просил сказать тебе пару слов. Он бы никогда не позволил девчонке распоряжаться часом, когда ему покинуть белый свет. Другое дело — спалить монастырь. Но для этого не надо быть Змеем. Надо быть таким, как ты и я. Подумай об этом.

— Изыди.

Воронёнок кивает и пропадает, разительно преображаясь перед самым исчезновением. Сет на мгновение видит его фигуру на фоне ночного леса в пляшущем свете костра, зажигающем алыми вспышками лезвия мечей в каждой руке еретика. Он грозен, как ворон с императорского штандарта и страшен расписанным кровавой тушью лицом и суженным безжалостным взглядом. Сейчас он больше, чем когда-либо раньше похож на демона, но Сет вдруг пронзительно чувствует подлинность этого облика и близость порога смерти того, кто всегда был его другом.