0Morgan0 - Непокорный

— Если ты продолжишь меня бить такими ударами, то этот поединок затянется надолго. Дерись в полную силу, — буквально приказал Данил и… улыбнулся. Ханаяма оскалился в ответ, и просто содрал с себя одежду, словно какой-то стриптизер, оставшись в одних трусах. Накачанный, причем похоже, что самой природой, а не постоянными упражнениями. Мощное тело просто увито мышцами, хотя хватает и не функциональных. На теле Баки таких нет, они все функциональные, до единой.

Между бойцами впсыхнула Ки. Жажда битвы вырвалась из них одновременно, пересеклась где-то посередине, и не затухая, обрушилась на противников. Впрочем, им это не помешало. Они рванули друг на друга, и встретились посередине, как и их намерения. Удар! Не прошел — уперся в пресс Ханаямы. Увернуться, никаких блоков — пробьет и не заметит, он чудовищно силен. Наступить на пальцы его левой ноги. Вращательный момент во время удара добавил силы и что-то в его ступне хрустнуло. Но босс словно и не заметил травмы, ударил левой рукой, снизу, прямо в ребра. Удар чудовищной силы снес Данила и добавил повреждений. Три ребра сломаны, факт. Еще в двух трещины. Да что у него в руках, отбойные молотки, что ли?!! Господи, как больно-то двигаться… Снова рывок к Ханаяме. Обманный удар в лицо, заслоняя ноги, и удар по второй стопе, ломая одну из многих небольших косточек, из которых она и состоит. Увернуться от ответки, и зная чем может закончиться еще один боковой удар снизу, ввинтиться в его движение, сопроводив поворот вокруг своей оси ударом с ноги в голень босса и на секунду поставив его на колено. Ну и в завершении удар ногой с вертушки в голову. Ногу больно, босс лежит.

— Оххх! — прокатилось по залу. Данил оглянулся. Ханаяма встал на сломанные ноги, лишь немного поморщившись, размял правый кулак, затем левый, со сломанным безымянным пальцем, словно не ощущая той дикой боли, которая должна сопровождать каждое движение. И Данил почувствовал, что сейчас все решится. Ки вокруг гиганта буквально кипело и шкворчало. Только это была не жажда битвы. Не-а. Это была жажда крови, его крови, Данила. Что же, у него хватит азарта и желания драться, чтобы сравнять такую Ки. Данил зарычал в ответ, оскалившись, словно дикий зверь и бросился в последнюю атаку, прямую, как шпала, и столь же сильную.

Они встретились на полпути. Данил махнул рукой поперек корпуса мафиози и ударил левой рукой, словно копьем, проходя ей через глубокий разрез, сделанный правой. Повреждения внутренним органам он нанес чудовищные, но… не смертельные. Просто не успел — его снесло ударом в голову. Мир моргнул, раз, другой и померк. Бойцы разлетелись по сторонам и замерли. Окружающим показалось что оба мертвы, но это было не так. Оба были живы, только Данил исчезал, а видел это и понимал только Баки, который почувствовал удивительную легкость в теле, в душе, в самой своей сути. Одним глазом, который сумел открыть, он видел, как из него выходит душа его друга, его почти что отца. Как от четырех Печатей на стенах зала отделяются фиолетовые искорки и формируют над его телом кольцо, в которое и ухнуло синее облако души его почти брата.

Баки с трудом поднялся на ноги. Словно зомби он подошел к Ханаяме и тихо произнес:

— Спасибо.

Четыре бумажки Печати, расклеенные по стенам клуба, осыпались прахом, и «портал» закрылся. Баки остался один. Он стоял над побежденным якудза и «осмысливал» прощальное письмо Данила. Нечто вроде заархивированного ментального послания:

«Баки, каждый мужчина хоть раз в жизни мечтал стать самым сильным в мире, и я не исключение. Но в своем мире у меня не было такой возможности, и я задвинул это желание как можно дальше. Но здесь, с тобой, у меня появилась такая возможность. А еще ты подарил мне множество чудесных минут, когда я гордился тобой, словно своим сыном. Я не могу остаться с тобой по многим причинам, и главная в том, что ты вырос, Баки. Я тебе уже не нужен. Тебе не нужна моя поддержка, мои знания, так как я передал их тебе в полном объеме, и уж тем более тебе не нужна моя помощь. Ты самый сильный парень, которого я знал, и станешь еще сильнее, я знаю. Кажется, только теперь я понял концепцию той веры-знания, которой ты с такой легкостью исцеляешься. Но, правду говорят, на пороге смерти все делается четким, ясным, прозрачным. Я многое понял за то время, что провел с тобой, еще более многому научился, и я передать не могу, как благодарен тебе за эти годы, что мы провели вместе. Знаю, что впереди тебя ждет множество боев, знаю, что ты в них победишь, и знаю, что заставишь собой гордиться. Где бы я ни был теперь, знай, малыш Баки, я в тебя верю. Надеюсь, что у меня будет возможность присматривать за тобой время от времени. И последнее, Баки. Не сожалей, не горюй, прошу тебя. Это было правильно, все так, как должно было быть, а потому никакой грусти. Направь свою волю вперед и иди по своей дороге. И, эй, есть и плюсы. Теперь тебе не нужно ото всех скрывать свою тайну… Прощай, малыш Баки, и удачи тебе на твоем Пути…»

Я летел сквозь какое-то цветное пространство. Судя по ощущениям, меня то била молния, то я словно напился воды из чистого источника, то оказывался по макушку в крови, снова очищаясь в чем-то столь чистом, что слов для такого явления пока не придумали. Мысли с огромным трудом ворочались в разуме, и я почему-то уверен, что если бы не те упражнения для его развития, я вообще не смог бы мыслить хоть как-то.

Я словно проживал жизнь, пусть и цикличную, повторяющуюся и крайне неприятную. Более того, воспоминания стали тускнеть, пусть и медленно, но методично, неотступно затирая все, с самого детства первой жизни. Пришлось бросить все силы на копирование воспоминаний и перенос их в нынешнее время. Потом придется долго расставлять их в хронологической последовательности, но это лучше, чем просто забыть руки матери, смех отца и прочие самые важные в жизни вещи.

Мысль, что надо отсюда выбираться, пробилась сквозь постоянный умственный труд, словно волна сквозь масляную пленку. Разум стал шуршать еще быстрее, и истощение уже не за горами. Что-то такое я уже видел или чувствовал. Заготовив воспоминаний впрок, я сосредоточился и понял. Вон там я уже пролетал. Там будет свежее течение чего-то, которое в прошлый раз едва не вышвырнуло меня куда-то. Куда? Кто знает, но главное, что отсюда. Надо попробовать зацепиться как-нибудь. Пол цикла мучений и свежий поток подхватил меня, и видимо поняв, что пора отпускать, не смог этого сделать. Я вцепился в него своей волей так, что и захочешь, не сразу отцепишься. Я сконцентрировался только на этой задаче, стремясь выскользнуть из этого замкнутого круга вместе с ним. Момент просачивания оказался очень болезненным, словно по мне наждачной бумагой прошлись со всех сторон, а этот свежий поток тут же восстанавливал повреждения. Боль адская, но похоже, оно того стоило. Я не знаю, сколько приходил в себя, передвигаясь на этом потоке благодати небесной, но в какой-то момент понял, что лечу. Труба, поистине огромная труба наполненная светом, тьмой, всеми цветами радуги, понесла меня куда-то, а потом весьма жестко приземлила.