Марьяна Сурикова - Между Призраком и Зверем

И почему я так бездарно тратила время прежде? Столько драгоценных минут потеряла, которые могла бы провести с Верноном, вот как сейчас: сидя на краю кровати, держась за руки и разговаривая с ним, а не тратя секунды своей жизни на обычную суету.

Никогда еще прежде не дорожила я несмелыми бережными прикосновениями и каждым взглядом, не понимала ценности времени, проведенного рядом с другим человеком. Не измени грани моих ощущений, я призналась бы себе, что влюбилась, но измерять чувства обычными человеческими мерками здесь, под влиянием холодных чар, я не могла. Зато признавала, что встретила в своей жизни невероятного мужчину с душой, столь созвучной моей. И ощущение спокойного счастья ценила сейчас намного больше обжигающего пламени чувств, испытанного прежде с-другим человеком.

Солнце за стенами башни клонилось к закату, и страж все чаще бросал взгляд в окно. Он ждал, я понимала это, как и знала, что граням незачем долго тянуть. Придет ночь, и мы перенесемся в храм. И потому я старалась запечатлеть в памяти каждую проведенную вместе минуту и сохранить как можно дольше волшебное послевкусие единственного поцелуя.

— Почему именно храм? — спросила я Призрака, когда он вновь обернулся ко мне.

— Чистая энергия проникает в мир по-разному, не только через порталы. — Он прижал мои ладони к своим щекам, прикрыл глаза и замолчал, будто вдруг устал говорить.

— Я видела в стенах прошлого семерых стражей, — решилась нарушить это молчание через несколько минут и легонько скользнула пальцами по его щеке. — Вокруг них было какое-то строение, а еще — круг из камней на полу. Раньше радужную магию вершили в особенных местах?

Вернон кивнул, все так же сжимая мои ладони.

— Именно в тех местах люди строили храмы позже? Это все по заветам предков, которые управляли чистой силой?

Дождавшись еще одного кивка, я тихонько уточнила:

— А в какой храм ты перенесешь меня?

Он вздохнул, словно я мучила его своими расспросами, но ответил:

— Где мы были в первый раз.

— На окраине столицы, недалеко от пансионата? А прочие девушки…

И резко прервала расспросы, когда Призрак поднял голову и взглянул мне в глаза.

— Извини, — выдохнула я.

— Это опьянение чистой силой, Миланта, — ответил Вернон, — не извиняйся. Избавляясь от части человеческих слабостей, страстей и страхов, начинаешь ощущать себя неуязвимым. Это проходит по велению граней или со временем. После наступает равнодушие, и за благо воспринимается возможность вновь хоть что-то ощущать.

Он снова задумался и замолчал, а я тихонько высвободила одну ладонь, чтобы коснуться белоснежных прядей. Пока перебирала их пальцами, вспоминала настоящие русые волосы Вернона, веселый и живой взгляд синих глаз. Нет, я не жалела о своем решении. У него тоже должен быть выбор, пусть и много лет спустя. Если могу помочь, то помогу. Это будет честно. Так я хоть немного отплачу ему за заботу и то, что благодаря ему вырвалась из лап императора. А Кериас… о нем не хотелось думать и вспоминать. Его я не понимала, не могла предугадать, с ним я не ощущала чудесного покоя с толикой грустной нежности. С ним чувства казались слишком резкими, пламенными и обжигающими, такими, от которых хотелось сбежать.

Последний лучик солнца погас, а на потемневшем небосводе зажглись звезды. День ушел, и взгляд смотревших на меня глаз неуловимо изменился. Он вновь стал холодным и равнодушным, пальцы, сжимавшие мои ладони, разжались, и Призрак поднялся. Я не смотрела на его руки, понимая, что вновь увижу радужный кинжал, потому предпочитала любоваться совершенными чертами спокойного лица. Очнулась, лишь когда он поманил за собой, вниз по лестнице, к старому переходу.

Полуразрушенный храм встретил нас тишиной и запахом пыли. На потрескавшемся каменном алтаре давно уже не оставляли даров. Много веков назад люди позабыли старую религию, начав восславлять светлейших богов. Говорят, они когда-то жили в реальном мире. Маги древности, сильные и справедливые, кого и века спустя люди просили о защите и помощи. А может, то были древние стражи света? Наверное, потом мы и о богах позабудем, и заброшенных храмов, подобных этому, будет становиться все больше.

Я повернулась к стражу, отвлекаясь от собственных отстраненных рассуждений, и Вернон шагнул ко мне. Наклонился, поднял на руки и донес до каменной плиты. Уложил бережно и замер, глядя на меня, словно пытался замедлить стремительно бегущее время, но уже через минуту лицо его вновь застыло, а в протянутой ко мне ладони обнаружился ритуальный кинжал.

Я без колебаний схватилась за сияющую рукоять, а Вернон отвернулся, вскинул ладони, и все внутри храма преобразилось. По стенам пробежали радужные волны, формируя нечто вроде купола со мной в центре, а старые потемневшие стены заискрились, точно усыпанные драгоценными камнями.

Призрак опустил руки и сошел с возвышения, остановившись неподалеку, застыл неподвижной статуей, а камень на моей груди нагрелся и завибрировал. Я сделала вдох и принялась негромко повторять слова ритуала. Сейчас все казалось правильным, и на душе царило спокойствие. Так мирно и легко мы вошли в храм, так свободно я ощущала себя на холодных плитах древнего алтаря, что ничего не боялась.

— Когда невинная кровь омоет клинок, когда пройду ритуал до конца и не побоюсь доказать, что достойна, не сделаю попытки обманом получить награду и не оскверню соглашение, тогда приобрету все, заслуженное по праву.

С последним словом грудь пронзила столь резкая боль, что я выгнулась и ощутила прижатый с левой стороны кончик острого кинжала. Все чувства, потери которых даже не заметила, вдруг нахлынули стремительно, и на глазах выступили слезы. Я судорожно задышала, кожа покрылась холодным липким потом. Высшие силы! Я не думала, что настолько разучилась чувствовать!

Переведя взгляд на Вернона, удивилась, насколько в теперешнем восприятии он оказался не похож на человека. Холодный, неподвижный, недоступный. Память услужливо нарисовала события от момента первой встречи со стражем до последних минут, проведенных в башне. И я опустила глаза вниз, на сверкающее острие напротив сердца.

Свечение радужной рукояти становилось все интенсивнее, а тепло камня на моей груди ощущалось все сильнее. Готова ли я отдать жизнь за свободу этого мужчины? Правда ли готова? Не совершила ли прежде преступления, за которое клинок покарает меня? Ведь я держу в своих руках кинжал, лишивший жизни бессчетное количество людей. А те девушки, до меня, они тоже оказались настолько чисты, что вошли в грани, но при этом окончили жизнь здесь, на алтаре. Погибли совсем-совсем юными, не успев толком узнать жизнь, влюбившись, как и я, в стража граней. Непоколебимого, невозмутимого, мало похожего на человека, столь отличного от обычных мужчин, знавшего так много и так мало способного чувствовать.