Степан Кирнос - Сквозь инферно: За инфинумом забвения [СИ]

Но Азариэль уже не услышал, ни про Мару, ни про жену. Слова про дом, координаты, сыграли подобно спусковому механизму. Высший эльф спокойно встал из-за стола и направился к месту, в сторону которого указал его друг.

Парень отворил дверь и вышел на улицу. Снаружи заметно похолоднело. Дул восточный прохладный ветер, набирающий обороты и небосклон постепенно укутывался в одеяло из массивных дождевых облаков.

Но Азариэлю всё равно было на портящуюся погоду. Неуверенной походкой, но достаточной для нормального переноса своего тела, альтмер направился в ту сторону, куда ему указал друг.

Около десяти минут Азариэль слегка пьяной походкой шагал по деревне, пока не вышел к постройке, стоящей на самом отшибе. Небольшой домик стоял практически возле самого леса. Он был выполнен в североскайримском суровом стиле: умело поставленные друг на друга камни, укрытые сверху соломенной крышей. У такого дома не было ни единого окна. Возле дома был совсем небольшой приусадебный участок, а во дворе валялись самые обычные предметы деревенского быта. Но аккуратно лежавшие на лавочке, стоявшей у деревянной двери, лежало несколько книг, что и выдавало начитанную владелицу дома.

В нескольких метрах от дома, раскинув свои ветви в самые различные стороны, рос широкий и массивный дуб, за которым с лёгкостью можно было укрыться от любого взора.

Азариэль робко приложился к дубовой коре и стал наблюдать, терзаемый самыми различными сомнениями, которые могут разрывать душу влюблённого. Внезапно парень почувствовал, что его чувство настолько гипертрофировано, что перестаёт иметь здоровую форму. Его сердце начинало всё сильнее колотиться, а душа словно тлела. Внезапно, парень почувствовал привкус ржавчины во рту.

Тут деревянная дверь распахнулась, и сердце Азариэлю забилось бешеной птицей, чуть ли выламывая рёбра.

На порог вышла молодая девушка лет двадцати. Её прекрасная немного бледноватая кожа, которая в представлениях влюблённого рыцаря была схожа с прекрасным шёлком запада, прекрасно сочеталась с этим северным и промёрзлым местом. На ней была длинная рубашка белая рубаха, покрывшая верхнюю часть худых ног. Худощавое телосложение ничуть не умоляло её красоты, а только подчёркивало потаённый аристократизм. Прекрасные золотистые волосы девушки опускались до плеч и игриво развивались на набирающем силу ветре. Парень, чьё сознание находилось во власти странного проклятия любви и алкоголя, сравнивал цвет её волос с сиянием драгоценного золота, которым усеян дворец императора. В её бездонных и прекрасных голубых глазах Азариэль видел всю глубину и силу океана Эльтрик. А сами сияющие светом Магнуса очи представлял как два самых драгоценных и неимоверно красивых сапфира.

Азариэль был готов часами вдохновенно разглядывать всё красоту девушки, но он пришёл сюда разговором. И как только бывший рыцарь решил податься из-за дуба, то увидел, как вторая фигура выходит из дома. И тут сердце парня уже не билось, как обезумевшая птица, оно бесновалось словно разъярённый и сошедший с ума скальный наездник.

Из дома подался высокий худощавый коротко стриженый мужчина. Он был также в белой рубашке, висевшей на нём, как тряпка на швабре. Азариэль не сумел разглядеть его лица, но он увидел то, что повергло парня в шок и определило рок.

Странный парень вышел из дома, двумя руками приобнял Аквилу сзади и потянулся к её лицу. А девушка, с приятной улыбкой, одарила его ласковым поцелуем.

Этой короткой картины Азариэлю хватило сполна. Его сердце перестало биться, как барабанная дробь, а в душе поселилась жутчайшая досада. Странная боль стала сжигать саму душу парня.

Он почувствовал не крушение любви всей жизни, а странную, глобально расширяющуюся досаду. Его душу прожигали самые странные чувства, вызванные болью и обидой. И досада стала не объемлющей сознание. Слишком тотальной.

Парень ощутил, словно сам Обливион вонзился своими когтями. И сквозь собственные стенания парень услышал отдалённый демонический, булькающий гноем голос и почувствовал, как ему словно кто–то забирается в сознание:

– А вот и мы.

Тем временем парочка скрылась дома, плотно затворив за собой дверь…

– Кто ты? – Отчаянно и обрывисто вопросил Азариэль.

– Ты разве меня не помнишь. Айледские руины. Мирцилла и я потом. – Хриплым бульканьем твердил дьявол.

– Баркун! Я же убил тебя! – С ярой безвыходностью вскрикнул парень.

– Я Даэдра, иначе – демон, меня невозможно убить. Я только изгоняем.

– Что тебе надо!? – В отчаянии завопил Азариэль.

– А ведь всё хорошо мы провернули с тётушкой Мефалой и Боэтией. – С интонацией переполненной гордыней и самопохвальбой твердил Даэдра. – Только вместе с ними мне удалось воплотить мой великий и славный замысел. Видишь ли, мальчик мой ты болен. И болен – любовью. Мне нужно было только разжечь горнила этой чумы, а мои подруги взяли на себя дело подведению тебя к фрустрации. Их интриги и переплетения судеб, изменения путей жизни привели к тому, что сегодня твоё отчаяние и энтропия стали настолько сильны, что пробили брешь в твоём разуме для меня.

– Что ты несёшь, демон!? – Хватаясь одновременно за сердце и голову, отчаянно кричал Азариэль. – Это бред!

– Это называется – одержимость. Твоё проклятие любви позволило мне разделить это тело с тобой. Ты и я…Теперь мы. – Конечные слова прошептал демон. – Мы едины.

– Этого не может быть. Прочь!

– Ты уже должен чувствовать, как по твоим венам бежит чёрная кровь, как она врывается в твои органы и сосуды бешеным зверем. Ты станешь моим оружием, а битва – для нас забавой. Я уже чувствую, как в твоей крови разливается отрава Обливиона! – Весело и ликуя, взахлёб ихором, выговаривал свои слова Даэдра.

Азариэль тут же кинул взгляд на собственные руки и увидел, как кожа медленно начинает бледнеть. Он почувствовал, как горечь подходит к его горлу и как внутри всё начинает…подгнивать. Как поднимается температура и в глазах мутнеет, а плоть в некоторых местах набухает. Парень чувствовал, как…заболевал.

– Твоя душа заперта между лас и динок – жизнью и смертью. Только тогда, получается, запустить процессы, свойственные для моего отца Периайта и дурной тётушки Намиры.

– Это ложь. – Шёпотом сорвалось с губ Азариэля.

– Всё – правда. Ты сгниёшь как те больные, которых ты и убивал. Ты сам себя проклял своим же чувством, я всего лишь помог ему…расцвести… Ты теперь наш…

– О Акатош, помоги мне. Стенндар милостивый. – Молил парень, обратившись к серым небесам. – Помилуй меня.

– Богов здесь нет. Они оставили тебя. Есть только мы. И ты полностью наш. Ты теперь одержимый нами.– Торжествуя, бахвалился Баркун, исказив голос в неистовом самодовольстве.