Дарья Кузнецова - Голос Немого

— Я подозреваю, что он нашел себе сообщников среди моих людей, — нехотя сознался Ламилимал. — Среди самых близких, имеющих доступ к телу. С помощью своих чар или чего-то еще, не знаю.

— И? — подбодрила я его.

— Ему зачем-то понадобилась моя кровь. И он ее получил, — проговорил шах мрачно. — Пропала та рубашка, в которой я был вчера, слуги не успели ее сжечь. На ней было немного, но все же. И… сабля тоже пропала, сразу после боя. А потом нашлась, тщательно протертая.

Я пару мгновений смотрела на него непонимающе, а потом охнула:

— Ржа побери! Он что, пробрался сюда только для того, чтобы получить кровь представителей королевских родов?!

— Сомневаюсь, что только для этого, — покривился Виго. — Но если ему действительно нужна была кровь всех правящих родов, это было весьма изящное решение, и другой такой возможности у Нарамарана не было. Во всяком случае, чтобы сделать это быстро и одновременно. Судя по всему, запастись ей заранее он по каким-то причинам не мог: или старая кровь не подходила, или способ ее использования открылся ему совсем недавно. Богоравный, у вас есть хоть какие-то предположения, что именно он задумал? Может быть, он о чем-то таком обмолвился, пусть парой слов, случайно? И что вы можете рассказать о его силе? На что он способен? И почему, в конце концов, в качестве сопровождения вы желали видеть именно Ива Ярость Богов?!

Похоже, шах окончательно смирился с тем, что быстро и без ответов отсюда не уйдет. Больше того, по мере повествования он явно все больше входил во вкус. В черных претских глазах блестели азарт и любопытство, Ламилимал уже не цедил слова нехотя, сквозь зубы, а бойко рассказывал, искренне и охотно делился наблюдениями и предположениями. Кажется, ждал он от нас не делового разговора и вопросов по существу, а очередных нотаций и даже издевок. Не получив же их, заметно расслабился и оживился.

Наблюдая за мужчиной, я все отчетливее приходила к выводу, что знаю, откуда взялись все его проблемы: подобный буйный и эгоистичный нрав, эти его упоенное самолюбование и чрезмерная самоуверенность, странная для человека его положения доверчивость и чрезмерная горячность. Шах в свои двадцать пять оставался все тем же, каким сел на Золотой Ковер: избалованным и пугающе, запредельно одиноким ребенком. У него было все, что он мог пожелать, кроме одного — реальной власти. И, привыкший получать все, что хотелось, он с радостью ухватился за взрослого мужчину, который пришел и пообещал подарить ему желанную игрушку. А на самом деле Ламилималу не хватало не власти, а того, что не способны принести деньги: близких людей. Кого-то, с кем можно посоветоваться, поделиться переживаниями, да просто поговорить по душам. Не плести сложное кружево беседы по всем правилам путаного претского этикета, а просто говорить, не задумываясь о форме.

Мальчиков в Прете забирают у матерей в три года: с этого возраста и до женитьбы они больше не ступают на женскую половину дома. Восточные соседи считают, что излишнее общение с матерью испортит сыновей, не позволит мальчикам расти воинами и настоящими мужчинами, поэтому дальнейшим воспитанием ребенка занимается исключительно отец, который, в свою очередь, почти не видит своих дочерей. В обеспеченных семьях для этого нанимают специального человека, чаще всего отставного воина. А шахских сыновей, кроме того, с детства готовят к тому, что для них понятия «родная кровь» не существует, что в случае смерти отца они должны будут бороться за собственную жизнь и Золотой Посох — или умереть.

Да и потом, когда его назвали шахом, вряд ли кто-то из визирей и ближайшего окружения испытывал к юному правителю хоть какие-то теплые чувства. Ламилимал был удобен и больше ничем никого из них не интересовал.

Пожалуй, больше стоило бы удивляться, окажись молодой претец самодостаточным мудрым человеком. Сложно обрести человеческое лицо, когда все окружение относится к тебе как к золотой кукле — дорогой, нужной, важной, но напрочь лишенной человеческих черт.

Шаха стало остро, до слез жалко, однако с эмоциями я справилась и все эти мысли благоразумно придержала при себе. Во-первых, не время и не место, а во-вторых, очень сомневаюсь, что Ламилимал сумеет правильно меня понять. Женские бредни и попытка унизить мужчину и воина — вот как будет выглядеть мое сочувствие и желание помочь.

Надо привыкать, что вокруг есть не только близкие существа, которых я знаю с детства, и подданные, в чьи проблемы стоит вникать по велению долга, но и люди, до личных переживаний которых мне не должно быть никакого дела.

И вообще, гораздо важнее сейчас загадочный зловредный дан, наконец-то обретший лицо и реальное имя, его мотивы и возможности. И последние, к нашему удивлению, оказались весьма ограниченны и очень уступали нашим предположениям, которые были сделаны на основе воспоминаний Стьёля.

Может, Нарамарану тогда в самом деле помогал кто-то из богов? И в этом случае защита для меня и остальных детей кесаря выглядит просто ответным шагом наших покровителей. А сейчас, получается, обе стороны выжидают и наблюдают за действиями смертных, не имея возможности всерьез вмешаться.

Выглядит вполне логично, вопрос: насколько все это близко к правде? И главное, чего хотят добиться боги?!

Как бы то ни было, сейчас Нарамаран своими возможностями соответствовал довольно сильному, но не исключительному дану. То есть значительно уступал яркостью Искры не только Хале, но и Рине, и даже немного моему мужу.

Что до «особой» силы, которую мы по-прежнему называли для ясности Хаосом, а претец не называл никак, внятно оценить ее Ламилимал не мог. Брат отвечал на вопросы об этом односложно, чаще расплывчато, а анализировать оговорки шах не умел. Единственное, что шах понял, — так это странную ограниченность воздействий. С одной стороны, Нарамаран мог очень многое: обмануть чужие чары, пробить даже очень сильный щит, замутить разум. Но с другой — эта сила порой упиралась в неожиданные ограничения. Например, для каких-то воздействий на людей требовалось добровольное согласие жертвы. Та не обязательно должна была понимать во всех деталях, на что именно соглашается, но откровенная ложь и любые способы принуждения не действовали.

Интересно, как и на чем он подловил Райда?

С ответом на вопрос, почему Ламилимал возжелал получить в качестве охраны Ярость Богов, все оказалось просто. По собственному признанию Нарамарана, сила могущественного фира защищала не только от Железа, но заодно от Искры и того самого Хаоса. А еще сводный брат шаха по непонятной причине опасался… Нижнего дворца. Ламилимал упомянул этот факт со смешком, но лично мне было не до веселья. Я-то знала, кого именно он может здесь бояться: разумную сущность дворца, обладающую весьма своеобразными талантами. Может, Нарамаран вообще не способен толком пользоваться здесь Хаосом? Или дворец защищает только меня, и потому для воздействия дану пришлось прибегнуть к более традиционным силам?