Дарья Кузнецова - Голос Немого

Однако в итоге я его, кажется, выдержала. Может быть, не на отлично, но точно неплохо.

Кажется, я так и задремала в кресле, потому что вдруг очнулась от осторожного прикосновения к щеке. Вздрогнула, вскинула голову — и совсем не удивилась, обнаружив рядом мужа. Он сидел на корточках у моего кресла, одной рукой цепляясь за подлокотник, и глядел на меня со смесью нежности и легкой тревоги. Я перехватила его ладонь, чувствуя, что губы сами собой расползаются в улыбке.

— Привет. Я, кажется, немного задремала.

Стьёль состроил вопросительную гримасу, и дополнительных уточнений не потребовалось.

— Кажется, все прошло хорошо, — ответила я ему. — Мы как минимум договорились о перемирии. Кажется, он изначально был настроен вполне благосклонно и даже не пытался сделать что-то нехорошее. А что выяснилось по существу…

Я вкратце пересказала содержание беседы. Конечно, стоило передать все это и Виго, и Даору, но сейчас мне не хотелось куда-то идти и кого-то звать. Хорошо было просто сидеть, рассматривать лицо мужа, держать обеими руками его ладонь и ощущать молчаливую поддержку. Выслушав, он задумчиво качнул головой, притянул меня к себе ближе, чтобы поцеловать в губы, и улыбнулся. Кажется, полностью одобрял все мои действия.

После этого Стьёль поднялся и потянул меня за руку, вынуждая встать.

— Что? Куда? — растерялась я.

«Пора спать».

— Погоди, но ведь надо рассказать Даору, да и остальным, — возразила неуверенно и тем не менее безропотно позволила мужчине вывести меня из кабинета.

«Они все заняты. Поймали преступника», — сообщил он.

— Нарамарана? — ахнула я. — А как Рина?!

«Все хорошо», — заверил Стьёль, бросив на меня чуть насмешливый взгляд. На этом я приняла мудрое решение прекратить споры. Помнится, и целитель говорил, что надо больше отдыхать, а разговор с Митием меня здорово вымотал.

Утро началось хоть и рано, но обещало чудесный день. Просто потому, что будил меня муж и делал это долго, вдохновенно и безо всякой спешки. Целовал, ласкал; сначала — легко и очень осторожно, потом — настойчивей и уверенней. Потом мы занимались любовью — столь же неторопливо, нежно, наслаждаясь каждым мгновением близости. Лицом к лицу, ладонь к ладони, и сердце затапливала щемящая, пронзительная нежность. Как я вообще могла бояться этого человека? Считать его холодным, жестким, равнодушным?

Все же ради такой награды стоило пережить эти приключения и рискнуть жизнью…

После этого мы вполне уютно, даже несмотря на компанию уже знакомого порученца, позавтракали и отправились заниматься своими делами. Конечно, меня терзало любопытство и хотелось поскорее выяснить, как дела с пойманным преступником, но пришлось тренировать выдержку. Сегодня мне предстоял приемный день, а значит — множество разговоров, чужих проблем и очень мало свободного времени.

Привычная тесная компания собралась в моем кабинете лишь поздно вечером, когда мне, честно говоря, не хотелось уже совершенно ничего, только лечь и уснуть. Но, конечно, поддаваться этому желанию я не стала.

Собрались все, даже Райд угрюмо нахохлился на стуле подальше от меня — осунувшийся, хмурый, выцветший настолько, что больно было смотреть. От симпатичного весельчака и балагура с отлично подвешенным языком осталась одна бледная тень. Вспомнился наш с ним шутливый разговор о том, что любовь сделает его унылым и молчаливым, и стало совсем грустно. Лучше бы это действительно была любовь, а не… вот такое.

На моего мужа Райд поначалу поглядывал с опаской, но Стьёль реагировал на его присутствие совершенно спокойно, и бывший сын кесаря вскоре успокоился.

— Прошу прощения, что заставил высокое собрание ждать, — Даор вплыл в комнату последним и изящно склонил голову в знак извинения. — Вынужден был…

— А можно без прелюдий? — оборвал его Виго, тоже, очевидно, терзаемый любопытством. — Он заговорил?

— Поначалу не хотел, — Алый Хлыст слегка улыбнулся и, пожав плечами, опустился на свободное кресло. — Но когда ознакомился с расшифровкой того послания, которое оказалось в руках у Пыли Дорог, и понял, что это не фальшивка, сначала долго и весьма истерически смеялся. А уж потом, когда ему сообщили, что пообщаться с ним желают островитяне, и если он не принесет нам пользы, то мы отдадим его им, не то что заговорил — запел! Наши друзья с юга очень не любят воров, особенно тех, которые покушаются на реликвии, и Нарамаран предпочел мирную беседу с нашим следователем и перспективу гуманной казни разговору с тамошними палачами.

— Какие мы все-таки человеколюбивые, — хохотнул Гнутое Колесо. — Бардраба от страшной казни спасли, теперь вот этого.

— Предлагаете пустить слух среди преступного сообщества, что в Вирате казнят не больно? — со смешком отозвался Авус.

— Да ну вас с вашими шуточками, — не выдержала я. — Даор, рассказывайте уже! Что ему все-таки понадобилось от Рины и всех нас?

— Оказывается, причиной охоты за нашим алмазом неграненым стала обыкновенная недостоверность информации.

— То есть? — хором спросили несколько голосов.

— Все до смешного просто, друзья мои. Пыль Дорог получил этот документ случайно, еще в дни своей шпионской деятельности, забрав у своего тогдашнего хозяина. Тот человек увлекался загадками прошлого, особенно смутным периодом истории Преты, многое знал о подполье тех времен, разговаривал с кое-какими очевидцами. То есть теоретически он имел возможность владеть некими уникальными, по-настоящему ценными артефактами и документами того времени. И Нарамаран был уверен, что Айрик, ударившись в бега, прихватил определенную ценность. Там действительно была мутная история с пропажей документов, но сейчас найти концы уже невозможно, ведь бывшего хозяина Айрика давно казнили за измену. Наш злодей считал этой ценностью откровения бога, в которых содержался ключ к божественной же силе.

— И зачем ему все это? Власти над миром захотелось? — мрачно спросила я.

— Зачем над миром? Нет, всего лишь над Претой. Виго определил правильно, источником такого настроения Нарамарана и уверенности в том, что у него есть права на Золотой Ковер, являлась его мать. Оскорбленная женщина пыталась сделать из сына оружие, которое могло бы отомстить за ее сломанную жизнь. Она не учла только одного: Нарамаран все-таки рос в Прете, не в той среде, к которой привыкла островитянка, а полностью исключить влияние окружения она, конечно, не могла. В результате он не очень-то рвался мстить за нее: считал, что отец хоть проявил излишнюю грубость и мог решить дело мягче, но был в своем праве, когда взял понравившуюся женщину наложницей. Но островитянка убедила сына в его исключительности, и вместо мести он начал искать власти.