Александр Быков - Дружина сестрицы Алёнушки (трилогия) [СИ]

— Что ж ты врешь тогда про чудище крылатое?.. Мне боярин ближний нонеча докладывал, что оно всего лишь трехголовое!

— На меня не возводи напраслины. Вот те крест! — Дюк истово перекрестился. — Не вру я, Красно Солнышко! Сам не видел чудища поганого, не сумел разглядеть его в подробности. Но молва идет по Киеву-городу, про двенадцать голов, двенадцать хоботов!

По залу пронесся тревожный гул голосов, в котором слышалось:

— Верно говорит!

— Так и есть!..

Князь Владимир грозно нахмурился, оглядел пирующих и гаркнул во весь голос:

— А подать сюда мне ближнего боярина!..

— Не вели казнить, милостивец! — выскочив из-за стола, самый толстый из бояр бухнулся перед князем на колени и ударился головой об пол. — Сам-то я того чудища не видывал! Положился на слова сенной девушки. А она-то самолично змея видела, как летел он, в окошке косящатом!

— А привесть сюда тую сенную девушку! — решительно взмахнул рукой князь. — Докопаться надо мне до истины.

Дюжина гридней разом бросилась вон из зала. Князь, в ожидании, пока ему доставят свидетеля, присел на скамью и стал нетерпеливо барабанить пальцами по столу. Поднявший было голову боярин, встретив выразительный взгляд князя, снова стукнулся лбом об пол. Гости переговаривались шепотом, опасаясь еще больше разгневать Владимира.

— А что такое хоботы? — тихонько спросил у Алены Чурило Пленкович.

— Ну как хобот у слона. Видел когда нибудь?

Чурило еще сильнее побледнел и отрицательно покачал головой.

— Ну как бы тебе объяснить, — Алена попыталась найти подходящее сравнение, — это такая штука… на щупальца похоже…

— И оно ими щупает? — уточнил упавшим голосом Чурила.

— Щупает, хватает, втянуть в себя может, как… как смерч! — Алена радостно улыбнулась, найдя наконец, близкий образ. — Понятно?

— Ага, — пролепетал Чурило. — Как смерч!.. Спаси господи!

Через секунду по залу прокатился испуганный шепоток:

— Как смерч…

— Хоботы, это как смерч…

— Мать моя, женщина! Двенадцать смерчей!..

Тут толпа гридней притащила в пиршественную залу простоволосую девицу в синем домотканом сарафане. Девица была ни жива ни мертва от страха. Увидев своего хозяина, лежащего в ногах князя Владимира, она испуганно ойкнула и сама бухнулась перед князем на колени.

— Отвечай мне по чести, по совести, — начал допрос князь, — не у этого ли служишь ты, девица? — и Владимир указал пальцем на распластанного у его ног боярина.

— У него. Вот те крест, князь наш батюшка! — торопливо ответила девушка.

— Отвечай мне другой раз, по-честному. Не видала ль ты змея крылатого?

— Так и есть. Грешна. Видала… Помилуйте! То мое все любопытство девичье. Как летел он, все под лавки попрятались, кто не спрятался, так те все пожмурились. А я видела в окошко косящатое, как он с неба прянул на хоромы княжии. Чтоб греха со мной за это не случилося, рассказала я об этом тут же барину. Да еще потом пошла с поклоном к батюшке, поклонилась ему вареной курочкой, да во всех грехах ему покаялась, — торопливо затараторила сенная девушка.

— Ладно, ладно, — поморщился, как от зубной боли князь, — не про то я спрашивал. А ответь, как на духу мне, девица, что ты в точности в окошко-то видела? Не двенадцать ли голов у змея лютого? Или три, как ты сказала раньше барину?

— Милостивец! — девушка, зарыдав, подползла на коленях прямо к князю и, обняв его ноги испуганно запричитала. — Ты прости меня дуру неразумну-ю! Отродясь за мной еще крамолы не было! Я и счету-то вовсе не ученая. Как бы счесть я сумела энти головы?.. Я не знаю, девка неразумная, может там была одна головушка, ну а может и многия дюжины-ы!..

Князь, брезгливо выдернув ногу из немытых рук служанки, отошел в сторону и тоскливо оглядел допрошаемых. Потер лоб и безнадежно вздохнул.

— По всему тут видно, дело темное… Возверните девку, где взята была. И тебе, боярин, хватит кланяться. Думу думай, как вернуть Забавушку… Головою больше, меньше, важно ли? — ближний боярин нервно сглотнул. — Победить нам это чудище надобно. Я от слов своих не отступаюся. За Забавой я даю три города… Ну так ты возьмешься, Дюк Степанович?

— Я не знаю, — Дюк Степанович снова поднялся со скамьи. — Дело это трудное… — он развел руками.

— Ну а ты возьми себе в помощники… Хоть кого. Любого охотника.

Судя по тому, как все присутствующие богатыри неприязненно покосились на Дюка, охотников не было. Дюк взглянул было с надеждой на Василия Казимировича, но тот выразительно показал ему из-под стола кулак.

— Илью проси, Илью — зашептала ему под руку Алена.

— Коли так, не надо мне в помощники никого, кроме только единого… — Дюк осекся. — Да боюсь, ты, князь, опять будешь гневаться, коли я назову его по имени.

— Отчего это буду я гневаться? — князь подозрительно сощурил глаза. — Не таи от нас, скажи по совести, ты кого себе хочешь в помощники?

— Едино солнышко на небеси, един богатырь на Святой Руси, един Илья, да Илья Муромец, — и Дюк Степанович презрительно окинул взглядом княжьих гостей. — Ты мне, князь, в помощь дай Илью Муромца. Биться против змея того лютого, от него спасать Забаву Путятичну лучшего помощника не сыщется.

Князь вскочил со скамьи, будто его шилом кто уколол. Внимательно посмотрел в честно вылупленные глаза Дюка Степановича. Хмыкнул. Еще раз с сожалением оглядел пиршественную залу и нехотя махнул рукой.

— А подать сюда немедля Илью Муромца!

Снова забегали гридни. Через некоторое время в зал ввели Илью, обросшего, немытого и нечесаного, в одной рубахе. Впрочем, судя по румянцу на щеках, он был вполне здоров.

Оглядев богатыря с головы до ног, князь восхищенно хмыкнул.

— Вот ведь сила в ком природная, великая, — показал он боярам на Илью. — Целый месяц, почитай, сидел он в погребе, на воде, на хлебе, в грязи, в сырости… А ему, ничего-то и не сделалось. Вот, стоит румяный, улыбается. И не отощал, поди, ни капельки.

— У тебя тюрьма, князь, хорошая. Я порой, когда в походы хаживал, жил похуже, чем в подвале княжеском, — пожал плечами Илья.

— Вот и хорошо! Ты, значит, в силушке… Тут такое дело намечается. Победить надо змея летучего. Дюк Степанович зовет тебя в помощники, мне другого, говорит, и не надобно… Ну а коли ты с задачей этой справишься, я прощу тебе обиду великую, за твою простоту, за деревенскую.

— Ой, Владимир, — нахмурился Илья, — князь ты стольно-киевский. Мне твое прощенье не надобно. Не тебе я служу, а Руси-матушке. Для твоей нужды сражаться со змеями ты ищи себе другого охотника. Твоя воля, держать ли меня в погребе, или отпустить меня на волюшку. Моя воля — служить тебе в полюшке, или вольным козаком разгуливать.

— Ай же ты упрямый деревенщина! — взревел князь и затопал ногами. — Затаил ты на меня злоб у коварную?! Растерзать решил мое ты сердце старое?! Не желаешь ты иди на змея лютого, что украл мою милую кровинушку, мою самую любимую племянницу молодую Забаву Путятичну?!..