Рэйнбоу Роуэлл - Так держать! [litres]

Мои золотые волосы на фоне его черных. И оба бледные как снег.

Может, мне не придется становиться злой, но вряд ли Базу понравится, чтобы я была доброй, всегда такой доброй.

И может, я буду жить вечно.

Ночью я брожу по крепостной стене в белом платье и шерстяном плаще до колен. Погода меняется. Чувствую, как у меня розовеют щеки.

Может, он увидит меня здесь до того, как я увижу его. Может, он захочет меня.

И я тоже буду знать, чего хочу.

Я пытаюсь.

Я зову.

Я знаю, что ты живешь именно здесь.

В первые секунды, увидев ее на крепостной стене, я принимаю ее за призрака. Гостя с того света.

Лицо бледное, а белое платье развевается по сторонам, как и распущенные светлые волосы… Однако все пришедшие из-за Завесы носили то, в чем умерли, а вовсе не стереотипные одежды привидения.

Я не сразу узнаю стоящую на стене леди в белом, но потом она вздрагивает и поворачивается ко мне. Агата. Наверное, услышала, как я призываю меч. Поняв, что это она, я тут же убираю клинок.

– А-а… – говорю я. – Привет. Я думал, ты занимаешься.

Я больше не злюсь на нее. Мы стоим на прохладном воздухе, мысли в моей голове уже немного прояснились.

– Я и занималась, – говорит Агата. – Потом захотелось прогуляться.

– Мне тоже, – вновь вру я.

Клянусь, обычно я не лгу и не имею секретов от друзей. Просто… я не могу сказать им, что ищу База.

По очевидным причинам мне совершенно не хочется говорить о Базе с Агатой, а Пенелопа просто не пожелает слушать.

После пятого курса Пенни решила, что мне не дозволено говорить о Базе, если только он не представляет явную угрозу…

– Саймон, нельзя жаловаться на него каждый раз, когда он разозлит тебя. Иначе это нытье никогда не закончится.

– Почему нельзя? Ты же жалуешься на свою соседку.

– Не постоянно.

– Почти что так.

– Ладно, ты можешь говорить со мной о Базе, только если он будет представлять явную угрозу. В остальных случаях эта тема не должна занимать более десяти процентов от общего разговора.

– Я не собираюсь считать проценты каждый раз, когда говорю с тобой о Базе.

– Тогда придется сделать, как я прошу: не жаловаться на него.

Пенни это до сих пор раздражает, хотя в тот год я оказался прав насчет База. Он действительно что-то замышлял. Я уже не говорю о том, что он все время подстерегал меня за углом или что оказался вампиром.

Той весной Баз пытался украсть мой голос. Для мага нет ничего страшнее, это даже хуже смерти. Волшебник не может использовать магию без слов. По крайней мере, так заведено.

Случилось все на Поляне. Я заметил, как на закате Баз тайком пробирается по подъемному мосту, и пошел следом. Приведя меня к главным воротам, Баз остановился. Спрятав руки в карманы, он повернулся с самым непринужденным видом, будто все это время знал, что я позади него.

Только я собирался что-нибудь ему сказать, как за моей спиной показалась Филиппа и позвала меня своим тонюсеньким голоском: «Эй, Саймон, привет!» Но стоило ей произнести мое имя, и она не смогла остановиться. Филиппа издала жуткий вопль, словно лишилась дара речи и забыла все известные ей слова.

Я знаю, это сделал Баз.

Он что-то сотворил с ней.

Я понял это по его взгляду, когда Филиппа лишилась голоса.

Ее отослали из школы. Маг сказал мне, что Филиппа обретет голос, что это не навсегда, но в Уотфорд она так и не вернулась.

Интересно, терзают ли База угрызения совести. Вряд ли он способен на такое. Но теперь и его нет. Когда я вновь обращаю внимание на Агату, она дрожит. Я расстегиваю серое полупальто, просовывая сделанные из рога пуговицы сквозь петли.

– Возьми, – говорю я, снимая пальто.

– Нет, – отвечает Агата. – Мне и так хорошо. – (Я все равно протягиваю ей пальто.) – Нет, не надо. Нет… Саймон! Забери свое пальто.

Я опускаю руки. Сейчас кажется неуместным надеть пальто самому, поэтому я сворачиваю его и перекидываю через руку.

Не знаю, что еще сказать.

С начала четверти мы с Агатой не оставались наедине так надолго. Я даже не целовал ее с тех пор, как мы вернулись. Возможно, мне следует это сделать…

Я тянусь к ее руке, но, наверное, мой жест слишком резкий, и на лице Агаты появляется удивление. Она разжимает ладонь и что-то роняет. Я присаживаюсь на колено, подхватывая предмет, пока его не сдуло ветром.

Это платок.

Я понимаю, что он принадлежит Базу, еще до того как вижу вышитые в уголке инициалы рядом с гербом Питчей (пламя, луна, три сокола).

Это его вещь, потому что только у него есть старомодные носовые платки. На первом курсе Баз с издевкой бросил мне такой на кровать – в первый раз, когда довел меня до слез.

Агата пытается выхватить платок из моей руки, но я не отпускаю его и дергаю на себя.

– Что это? – спрашиваю я, поднимая платок, но мы оба знаем, что это. – Ты… ты ждешь его? Ты встречаешься здесь с ним? Он должен прийти?

Ее широко распахнутые глаза блестят.

– Нет. Конечно нет.

– Как ты можешь говорить «конечно нет», когда ты здесь, наверху, очевидно думаешь о нем, держишь в руке его платок.

– Ты не знаешь, о чем я думаю. – Агата скрещивает руки на груди.

– Ты права, Агата, не знаю. Правда не знаю. Значит, сюда ты приходишь каждую ночь? Когда говоришь, что делаешь уроки?

– Саймон…

– Ответь мне!

Прозвучало это как приказ. Слова мои насквозь пропитались магией, что в принципе невозможно, ведь это не волшебные слова. Заклинание для выявления правды звучит так: «Правда, правда и ничего, кроме правды», но я никогда им не пользовался. Оно для магов продвинутого уровня, к тому же запрещенное. И все же я вижу на лице Агаты следы принуждения.

– Ты не обязана!

Принуждение сменяется отвращением. Она отступает от меня на шаг.

– Я не хотел этого делать, – говорю я. – Агата! Не хотел. Но ты… – я вскидываю руки, – что ты здесь делаешь?

– А что, если я и правда жду База? – огрызается она, будто намеренно хочет задеть меня.

И это ей удается.

– Зачем?

– Не знаю, Саймон. – Она отворачивается к каменной стене.

– Так ты ждешь его?

Ветер вновь колышет волосы за ее спиной.

– Нет, – говорит Агата. – Не жду. Нет никаких оснований считать, что он придет.

– Но ты этого хочешь. – (Она пожимает плечами.) – Агата, да что с тобой такое? – Я пытаюсь сдержать свой гнев. – Он же чудовище. Настоящее чудовище.

– Мы все монстры.

Она имеет в виду меня.

Я пытаюсь умерить злость, которая кольцом смыкается вокруг моих ног.

– Ты изменила мне? С Базом? Теперь ты с ним?

– Нет!

– А хочешь?

Она вздыхает и прислоняется к грубой каменной стене:

– Не знаю.

– Не хочешь сказать мне что-нибудь еще? Например, «Прости меня»? Не хочешь все наладить?