Рэйнбоу Роуэлл - Так держать! [litres]

Я была счастлива.

Я любила его.

И он всегда был скорее хорошим, чем плохим.

Он и до сих пор, наверное, такой. Один человек может вместить в себя и то и другое.

К окончанию Уотфорда мы уже встречались. У Дэйви был коттедж, который он унаследовал от бабушки, и я уехала туда с ним. Родителям солгала – они никогда не любили Дэйви.

В те дни он почти все время читал, писал письма и памфлеты, которые отправлял магам-ученым.

У него не возникало желания увидеться с друзьями или просто куда-нибудь сходить. Помню, как однажды мы ездили в Лондон на ужин с Митали и Мартином, чтобы навестить их малыша. Я надела длинную крестьянскую юбку, а в волосы вплела зачарованные цветы. Я была так рада увидеть своих друзей. Увидеть Митали.

Поначалу все шло хорошо. Мы пили красное вино, и я свернулась клубком в большом кресле папасан, а Дэйви завел с Митали разговор о Ковене – она проводила кампанию ради места в совете.

– Ты ничего не изменишь, – сказал он. – Ничего не изменится.

– Знаю, что ты так считаешь, – ответила она. – Я читала твои письма.

– Правда? – Это разожгло его интерес. Он подался вперед, покачивая бокалом между коленей. – Тогда ты знаешь, что единственным выходом будет революция.

– Я знаю лишь одно: все изменится к лучшему, если хорошие люди будут отстаивать истинные ценности.

– Думаешь, Ковен интересуют «хорошие люди» и «истинные ценности»? Думаешь, Наташу Гримм-Питч интересует твой идеализм?

– Нет, – сказала Митали. – Но если я буду в Ковене, то получу столько же голосов, сколько и она.

Дэйви засмеялся:

– Двести лет в Ковене заседают те же имена, только лица изменились. На кресле директора в Уотфорде можно вырезать имя Питч. Их волнует лишь одно – защитить собственную силу.

Митали была не робкого десятка. В джинсах с широкими штанинами и бархатном пиджаке винного цвета, с волосами, ложащимися на плечи непослушными темными кудрями, она как раз выглядела радикально настроенной революционеркой.

– Они защищают нашу силу, – сказала она. – Весь мир магов.

– Так ли это? – поинтересовался Дэйви. – Спроси Наташу Гримм-Питч об уровне самоубийств среди низших магов. Спроси свой Ковен, что они делают для борьбы с палочкой пикси и другими магическими болезнями, которые не влияют на их сыновей и дочерей.

– Как революция поможет пикси? – фыркнула Митали. – Как кому-то из нас поможет то, что мы отбросим в сторону многовековые традиции и накопленные знания?

– Мы создадим лучшие традиции! – прокричал Дэйви.

Думаю, он не осознавал, что кричит.

– Напишем новые правила кровью?

– Если понадобится! Да! Да, Митали! Это тебя пугает?

Мы ушли вскоре после этого. Я сослалась на головную боль.

Дэйви все еще был взбудоражен из-за вина, но не дал мне сесть за руль. Он даже не заметил, как я наложила на него заклинание «Держать курс!».

После этого мы больше не ездили в Лондон.

Мы редко покидали коттедж. У нас не было телефона или телевизора. Я купила у соседнего фермера цыплят и зачаровала их, чтобы они не уходили далеко. Писала длинные письма матери. Сплошные выдумки. Дэйви почти все время сидел дома наедине со своими книгами.

Я называла их его книгами, но все они были украдены из Уотфорда. Он возвращался назад и брал новые, когда ему хотелось. С его могуществом он мог сделать себя чуть ли не невидимкой.

Иногда Дэйви уезжал на несколько дней, чтобы встретиться с другими магами-активистами. Но возвращался он всегда более удрученным, чем до поездки.

Он бросил мысли о революции. Его памфлетов никто не читал.

Он бросил все, за исключением идеи о Величайшем Маге. Думаю, Дэйви стал бы величайшим из Величайших Магов-ученых в истории магии. Он знал наизусть каждое пророчество, исписал ими каменные стены нашего коттеджа и представил каждое предложение в диаграммах.

Когда я приносила ему еду, он порой спрашивал моего мнения. Как я думаю, что означает вот эта метафора? Рассматривала ли я когда-нибудь такую интерпретацию?

Помню утро, когда я прервала его, принеся ему яйца и овсянку. Кроули, мы ели так много овсянки! Цыплят я тоже кормила ею.

Можно умножить еду с помощью магии, можно сделать еду из подушек и свечей. Можно призвать птиц с неба и оленей с полей. Но иногда нет ничего.

Иногда ничего и не было.

– Люси, – сказал он.

Его глаза светились. Он не спал всю ночь.

– С добрым утром, Дэйви. Поешь хоть что-нибудь.

– Люси, мне кажется, я разгадал загадку. – Он приобнял меня за бедра и притянул к своему креслу. Как же сильно я любила его в тот момент! – Что, если оракулам приходили одни и те же видения, потому что они не были пророчествами? А скорее планом к действию? Люси! Что, если они должны привести нас к изменениям, а не предсказывать их? Мы сидим и ждем, что нас спасут, когда пророчества говорят нам, как спастись?

– Как?

– С помощью Величайшего Мага.

Дэйви снова ушел. Вернулся с новыми книгами.

И горшками с маслом и кровью, которая не была красной.

Не знаю, когда он спал, – я не видела.

Я подолгу гуляла по полям. Подумывала написать Митали, но знала, что она прилетит сюда на метле, если я расскажу правду, а к такому я была не готова.

Я не хотела покидать Дэйви.

Многое из произошедшего его вина. Я хочу, чтобы ты злился на него. Но я никогда не собиралась уйти. Никогда не просила его отпустить меня.

Я думала… думала, что предстоящее лучше пережить рядом с ним. Я думала, это поможет ему привязаться ко мне. Что он будет как воздушный змей на ниточке. Я думала, что, пока я с ним, его никогда не унесет ветром.

Он убил обоих моих цыплят.

Однажды ночью Дэйви забрался к нам в постель, испуская запах грязи и жженой пластмассы, и приподнял мои волосы, чтобы поцеловать в шею.

– Люси.

Я перекатилась, чтобы посмотреть на него. Он улыбался. Выглядел он молодым, будто кто-то стер горечь с его лица теплым полотенцем.

– Я все понял, – сказал он, целуя меня в щеки, потом в лоб. – Величайший Маг, Люси. Мы можем привести его в наш мир.

Я засмеялась. Я была счастлива тому, что счастлив он. Что он обратил на меня внимание.

– Как, Дэйви?

– Вот так.

Я покачала головой, ничего не понимая.

Он уложил меня на спину, целуя в шею.

– Мы вдвоем. Мы сотворим его.

Поцелуями он спускался ниже, доходя до ночной сорочки.

– Дэйви, ты говоришь о ребенке?

Он поднял голову и заулыбался:

– Разве есть кто-то лучше нас, чтобы воспитать спасителя?

Она не станет разговаривать со мной. До сих пор не разговаривала. Это против правил. Когда мы были детьми, это ее не заботило. Мы создавали собственные правила. Мы были такими буйными, никто не мог нас остановить.