Таша Танари - Попаданец наоборот, или Эльф в деле

Звук, к слову, вышел так себе, и я разочарованно выдохнул: слишком резкий, скрипучий, аж пробрало всего до костей. Мой тонкий слух оскорбленно скривился, хотя подозреваю, что у нынешнего тела с восприятием такого плана все гораздо проще. Ну и хвала Храмовнику, еще не хватало подвергнуться изощренным пыткам от милейшей дамы напротив. Марина и сама недовольно дернула плечом, подкрутила выступающие части на грифе. Еще раз провела по струнам, удовлетворенно кивнула самой себе, подняла на подругу одухотворенный взгляд и спросила:

— Какую?

У нее даже тембр голоса изменился, стал теплее и мягче. А мне все не верилось, что можно так сильно преобразиться в одночасье, и из-за чего — музыки. Кто бы ожидал от Марины подобного?

— Спрашиваешь еще, конечно, «Сладкие мечты». Мне никогда не надоест их слушать в твоем исполнении.

Ника умильно подперла щеки кулачками, а ее подруга тихо рассмеялась:

— Будут тебе мечты, козявка.

Она прикрыла глаза, словно настраиваясь, глубоко вдохнула и… Синие мохнокрыльца, у меня челюсть отпала. Человечка провела смычком раз, другой — короткие, частые соприкосновения заставили инструмент откликнуться низким, грудным голосом. Не было тягомотины, режущей по слуху и нервам. Внимание сразу же захватили в плен энергия и ритм, полностью отражающие характер исполнительницы. С первых нот появилась интрига, я затаил дыхание и с напряжением ожидал развязки, предчувствуя, нет, предвкушая развитие. Марина не подвела — после туманных намеков вступления более высоким, тягучим голосом запела основная партия, вызывая в душе приятное томление. Я посмотрел на Веронику: она с обожанием взирала на подругу, и, отлови меня в темном переулке демоны, в этот момент я разделял ее чувства. Проникновенная мелодия ласкала слух и действительно завораживала.

Одна рука Марины выводила смычком длинные, протяжные звуки, другая — порханием пальцев колдовала на грифе со струнами. В ее игре перекликались два совершенно разных голоса, два характера, дополняя друг друга, как тьма и свет, начало и конец. Неуловимо быстро сменялись аккорды, и звук объемными волнами накрывал нас с головой. Он затапливал помещение, уносил в щемяще-нежные грезы, где удовольствие граничит с болезненностью. Опасная, тонкая грань — ведь стоит покачнуться, и сладкое томление перерастет в острое мучение. Привкус горечи таял, уступая место медовому шлейфу, без слов давая понять, как зыбко бывает мгновение, как опасно порою даже в мечтах заходить в запретные утолки сознания.

Не знаю, заключалась ли в том заслуга мастерства музыканта или восхитительный диапазон виолончели, а может, сама мелодия создавалась искусным творцом, но я понимал, что околдован. Все же Марина — ведьма, пусть и не такая, какими их обычно представляют. Глядя на то, как она играла, вкладывая душу, всю себя без остатка, я проникся к девчонке уважением и понял, почему она так сопротивлялась просьбе Вероники. Чтобы настолько выкладываться, нужно потратить многие часы на тренировку и, безусловно, любить, очень любить то, чем занимаешься. Ничто не дается запросто, любое искусство — это неизмеримое количество труда, которое сложно рассчитать или взвесить. Это и есть сама жизнь в потоке, борьба и сопротивление вперемешку с эйфорией от достигнутых высот.

Коварно, соответствуя сущности музыканта, пробирающая до дрожи мелодия ударила по нервам звуковой волной, резко, грубо. Я вздрогнул от неожиданности и с восхищением заметил, как заострились черты лица Марины. Стали хищными, злыми. Она резала струны, отрываясь, вкладывала свой немой крик в хриплый стон виолончели, отпускала на волю ярость, держала нас в напряжении, почти заставляя умолять о пощаде. Но вот последний выпад руки, уверенно сжимающей смычок, и девушка вновь превратилась в нимфу, расслабленно улыбнулась. Инструмент повторно запел интригующую часть из вступления, выплетая настоящую тайну из легких и быстрых соприкосновений смычка и струн. Тихо-тихо, затем усиливаясь, мелодия крепла и обволакивала. На краткий миг сдавила сотканные в паутину и доведенные до предела чувства, а когда показалось, что уже невозможно терпеть, отпустила, огладила напоследок и легкой поступью покинула нас, растворившись в дыхании. Плавно сошла на нет, оставив тлеть в наших душах угли.

Нестерпимо захотелось обнять Веронику, прижать к груди крепко-крепко и шептать глупости, но я позволил себе только взгляд. Остроклювик тоже смотрел на меня. Странно, вроде до этого глаз не сводила с Марины, а сейчас я поймал ее ответный задумчивый и потемневший взгляд. Серьезная, бесконечно мне дорогая, она счастливо улыбнулась и пожала плечами, мол, я ни при чем. Не удивлюсь, если хитрюга затеяла возню с инструментом и уговорами ради того, чтобы я это услышал. Хотела показать другую сторону Марины? Разделить со мной любовь к прекрасному? Что ж, Ника достигла цели, я открыл еще одну грань человеческой природы, и она мне понравилась.

Произнести вслух никто ничего не успел: в дверь в очередной раз позвонили. Марина словно вынырнула на поверхность другой реальности, тряхнула головой и бережно отставила виолончель. Нервным, резким движением налила себе вина и отвернулась к окну. Вероника протяжно вздохнула и с явной неохотой пошла встречать нежданного гостя. Я осторожно провел подушечками пальцев по лежащему на столе смычку, не решаясь нарушить тягостное молчание. Отчего-то именно тягостное — было заметно, что Марину с инструментом связывают непростые отношения, несмотря на всю любовь к музыке. И ее нежелание брать виолончель в руки — не простой каприз. Я еще раз убедился, как много связывает двух бойких человечек и как много они друг для друга значат. Поднялся, подошел к инструменту. Да, у нас есть похожие, но не более, опять же, и звучание совсем другое.

— Можно? — Казалось кощунством прикоснуться без разрешения.

Девушка перевела на меня слегка расфокусированный взгляд, но быстро собралась и кивнула. Я с интересом рассматривал корпус, струны. Загадка прошлого вредной человечки интриговала, но ясное дело, лезть с расспросами было глупо. Сойдутся звезды, и когда-нибудь позже я узнаю ее историю от Вероники.

Мои раздумья прервал вошедший Игорь:

— Ого, — присвистнул он, — что у вас сдохло?

Я непонимающе на него посмотрел, зато Марина громко фыркнула:

— Это у тебя вечно кто-то мрет. Привет!

Ее братец расплылся в улыбке.

— Привет. — Он кивнул мне и добавил: — Серьезно, какому демону были заложены души, чтобы убедить ее сыграть?

— Уймись, — уже резче посоветовала Марина.

— Это просто выражение, — прошептала мне на ухо Вероника, предвосхищая вопрос.

Что ж такое, когда я перестану реагировать на их постоянные упоминания не по делу того, что на Терралии вполне себе часть обычной жизни?