Фрэнсис Хардинг - Стеклянное лицо

– Да.

– Тогда мой первый вопрос…

– Да, – перебила ее Неверфелл. – Я так сказала. Но я ошиблась.

Пробежавшие по рядам взволнованные шепотки за какие-то секунды переросли в беспокойный гул. Неверфелл видела, как принявшие Паприкотку придворные в задних рядах в панике прикрывают уши, чтобы уберечь их от неожиданного шума.

– Что?! – Требль от изумления на миг утратила всю свою строгость.

– Меня обманули. Максим Чилдерсин и мадам Аппелин. Я узнала о том, что они сделали, и сбежала, поскольку не могла скрыть это от них.

Застывшее Лицо Максима Чилдерсина демонстрировало предназначенное для Неверфелл выражение дружелюбия и поддержки. Позабыв об этом, он смотрел туда, где сидел клан виноделов. Неверфелл догадывалась, кого он ищет среди домочадцев. Но она не сомневалась, что светловолосую девочку в серебристом платье он там не найдет. Скорее всего, Зуэль скрылась сразу после того, как напоила ее Вином.

Сердце Неверфелл билось так сильно, что она почти слышала его бархатистые удары о грудную клетку. Она никогда не чувствовала себя такой могущественной и такой спокойной. Воспоминания, к которым прикоснулось Вино, вспыхивали алым и золотым, но не сгорали, а, наоборот, пробуждались к жизни. Она не забывала. Она вспоминала.

Память раскрывалась, подобно цветку навстречу солнцу. Неверфелл вспомнила, как несколько недель назад она разговаривала с Зуэль в закрытом паланкине.

– Ты правда хочешь этого? – Зуэль нервно мнет шелковые перчатки, лицо ее белое как мел. – Хочешь, чтобы дядя Максим поймал тебя?

– Другого пути нет. Если я хочу обратиться ко двору, мне нужно выступить на слушании. А чтобы дожить до слушания, нужно убедить твоего дядю, что я буду свидетельствовать в его пользу. И поскольку мы не можем позволить ему разгадать наш план, я и сама должна о нем забыть – чтобы он ничего не прочитал на моем лице. Последние два месяца придется стереть из моей памяти. Хотя бы ненадолго.

Зуэль вздыхает:

– Хорошо. Я сделаю все, что от меня зависит. Пусть дядя Максим думает, что я работаю над Вином, которое сотрет твою память и избавит тебя от подозрений. Я постараюсь подменить его Вином, пробуждающим воспоминания, чтобы к тебе вернулось все, что нужно. Очень важно правильно рассчитать время. Ты должна вспомнить о нашем плане прямо перед слушанием. Поэтому нельзя допустить, чтобы тебя поймали раньше.

– Спасибо, Зуэль. – Неверфелл молчит, собираясь с духом. – И прости… прости, если я скажу тебе что-ни-будь плохое, когда лишусь памяти. Наверное, я буду думать, что ты предала меня.

– Неверфелл, откуда ты знаешь, что я тебя не предам? – тихо спрашивает Зуэль.

Неверфелл пожимает плечами:

– Просто знаю, и все.

«Ко мне вернулись не все воспоминания, – подумала Неверфелл. – Но я уверена, на то есть причина. Я себе доверяю. И точно знаю, что должна сказать».

Хотя следовательница Требль многое повидала на своем веку, ей потребовалось целых три секунды, чтобы справиться с потрясением. После смерти великого дворецкого она терпела поражение за поражением. И теперь была практически оглушена свалившейся на нее удачей.

Требль так до конца и не разгадала план Максима Чилдерсина. И тем не менее она была на тысячу процентов уверена, что заявление Неверфелл в него не входило.

– Остановите слушание! – кричал он. – Девочка искренне верит в то, о чем говорит, но ее разум пострадал из-за тяжких испытаний, которые она вынесла в заточении у чернорабочих…

Требль заметила, как рука винодела потянулась к пуговице на камзоле, и к ней резко вернулось хладнокровие. Возможно, это был всего лишь безобидный жест, но куда вероятнее – сигнал убийце, который должен лишить девочку жизни, прежде чем она скажет еще хоть слово. Орудие Чилдерсина обернулось против него самого, а значит, пришло время от него избавиться.

Требль дважды постучала по балюстраде, подавая сигнал своим людям. Она тоже заранее позаботилась о защите свидетельницы. Что ж, посмотрим, все ли она предусмотрела.

– Пусть девочка говорит!

– …я ни о чем не догадывалась, пока Боркас, ученица мадам Аппелин, не сказала, что нашла мой наперсток где-то в туннелях создательницы Лиц. А потом я вспомнила про туфли, стоявшие рядом с кроватью, и окончательно убедилась, что она говорит правду. Тогда я сбежала и начала собственное расследование…

Неверфелл говорила быстро и старалась не обращать внимания на почти незаметные жесты, которыми время от времени обменивались Требль и Чилдерсин. Она слишком хорошо представляла, что за молчаливая битва разворачивалась у нее за спиной.

Сердитая оса повисла в воздухе перед ее лицом, выпятив жало для атаки. Неверфелл испуганно отшатнулась, но секундой позже мимо с грацией маятника пронеслась большая летучая мышь, и оса исчезла.

Требль взмахнула рукой, и в рядах зрителей послышался глухой деревянный стук, за которым последовал тонкий жалобный вскрик.

– Продолжай, – приказала она Неверфелл.

– И за последние два месяца я выяснила довольно много интересного. – Под воздействием Вина воспоминания раскрывались, как книги. – Сложнее всего было найти образцы яда. Его испытывали на чернорабочих, которые сошли с ума и убили своих близких. Но, разумеется, после этого они либо сразу умерли, либо их казнили, и никто не позаботился о том, чтобы сохранить тела. К счастью, оказалось, что отравители выкинули остатки яда в ближайший мусорный желоб. Нам всего-то нужно было найти на свалке место, где крысы убивали друг друга. Мы сохранили парочку для вас, госпожа следовательница, правда, они уже умерли. Но думаю, яд в них остался. И это еще не все.

Неверфелл набрала в грудь воздуха, чтобы перейти к последнему обвинению. Отравленный дротик просвистел в опасной близости от ее уха.

– Я знаю секрет Чилдерсинов. Знаю, почему они выше, сильнее и умнее прочих жителей Каверны, знаю, почему они никогда не выбиваются из ритма времени. Мастер Чилдерсин исправно снабжает своих домочадцев волшебным средством, которое поставляет с поверхности контрабандой. И держит все в тайне, чтобы у членов его семьи было преимущество перед остальными. Ему даже пришлось убивать людей, чтобы сохранить свой секрет.

Чилдерсины пользуются чудодейственным лекарством вот уже семь лет. Они пышут здоровьем, пока остальные бледнеют, хиреют и сходят с ума от безвременья. И Чилдерсины ни с кем не собираются делиться источником своего превосходства.

Смятенные шепотки стремительно перерастали в возмущенный ропот. Новость об убийстве великого дворецкого потрясла придворных, и они торопились пересмотреть заключенные ранее союзы. Но последние слова Неверфелл пробудили в них зависть и гнев. Придворные поняли, что от них семь лет прятали сокровище, и теперь чувствовали себя оскорбленными и обделенными. Бордовое пятно Чилдерсинов вытянулось острием копья и медленно продвигалось к ближайшему выходу, проталкиваясь сквозь толпу недовольных.