Фрэнсис Хардинг - Стеклянное лицо

– Приходило, – ответил Клептомансер. – Но я с этим не согласен.

Несколько секунд он смотрел на Неверфелл залепленными снежинками глазами.

– А тебе не приходило в голову, что ты отнюдь не безумна? И никогда такой не была? И что ты, возможно, самый здравомыслящий человек в Каверне?

– Очень надеюсь, что нет, – прошептала Неверфелл. – Потому что если я не безумна, значит, с Каверной что-то не так. Значит, она больна и тут творится что-то ужасное, но никто этого не замечает. Если я не безумна, мы должны не сидеть тут и тратить время на болтовню, а как можно скорее выбираться на поверхность.

– Ох, боюсь, ей это не понравится, – отозвался Клептомансер с теплотой в голосе. – Мы нужны ей. Дело в том, что без нас не будет ее. Каверна – это город, а не туннели, и она пойдет на все, чтобы удержать нас здесь. Иногда мне кажется, что настоящие деликатесы можно приготовить в Каверне только потому, что она дает им свою силу, подкупая нас, чтобы мы не ушли. Когда великий дворецкий запретил кому-либо покидать город и закрыл его от чужаков, он удостоился ее особой милости. Я скажу тебе еще кое-что, пусть мне и нечем подтвердить свои слова. Город растет и не только благодаря киркам и лопатам. Каверна растягивается, забираясь туннелями все глубже в гору, чтобы обеспечить нас жизненным пространством. И потому география здесь теряет всякий смысл.

Голос Клептомансера менялся, когда он говорил о Каверне. У Неверфелл возникло ощущение, будто под гладью спокойной воды мелькнула широкая тень.

– Ты все еще говоришь, как Картограф, – подумала она вслух.

– Но я больше не один из них, – возразил Клептомансер, и в его голосе странным образом смешались гордость, решимость и чувство утраты. – Я много лет не рисую карты, а ведь карты – это любовные письма Картографов, их способ служить Каверне и поклоняться ей. Она все еще в моих мыслях, но я перестал быть ее рабом.

– То есть ты по-прежнему ее любишь? – осторожно спросила Неверфелл, пытаясь переварить услышанное.

– Больше, чем когда-либо, – мягко ответил Клептомансер.

Желая уберечь остатки здравого смысла, Неверфелл решила, что им пора заканчивать разговор о географии.

– Ты сказал, что в Каверне что-то происходит и следы ведут ко мне. Что ты имел в виду?

– Пока я вижу только кусочки мозаики, – ответил Клептомансер, – но не всю картину целиком. В Нижнем городе пролилась кровь: чернорабочие убивают родных и близких – детей, родителей, супругов – безо всякой на то причины. Двор пришел в движение. Старые союзы распадаются, на их месте возникают новые. Правый глаз благоволит Следствию, и следователи наращивают власть. Их противники тоже не дремлют, они многочисленны, но единого лидера у них пока нет. Дегустатор великого дворецкого умирает, а три дня спустя на пиру ты привлекаешь всеобщее внимание – и занимаешь ее место.

И еще. Картографы беспокоятся. Обычно их волнует только Неоткрытая пещера, но сейчас многие говорят о том, что Каверна приготовилась расти и меняться. А значит, все будет меняться вместе с ней. Вот нити, которые я держу в руках, и я не могу позволить, чтобы кто-то о них узнал.

– Но… – Неверфелл снова прикусила язык – и снова это не помогло. – Тогда зачем ты мне все рассказываешь?

– Об этом не волнуйся, – беспечно ответил Клептомансер. – Я верну тебя в целости и сохранности. А предварительно сотру память о последних трех часах, как только раздобуду еще Настоящего Вина.

– Что? – переспросила Неверфелл. Она была испугана и в то же время обижена. За то время, что они перебрасывались вопросами и ответами, Неверфелл ощутила некое родство душ со своим удивительным похитителем. Наверное, во всей Каверне только Клептомансер и чувствовал себя бо́льшим чужаком, чем она. А теперь он вдруг напоминает ей, что никаких прав у нее нет, что она всего лишь собственность великого дворецкого. И даже воспоминания ей не принадлежат. Они всего лишь угольная пыль, которую нужно стереть с украденной вещи, прежде чем поставить ее на место.

– Я не могу позволить тебе знать все, что ты теперь знаешь. Так будет лучше для тебя. Даже если ты пообещаешь молчать, лицо тебя выдаст. Чем меньше ты знаешь, тем дольше проживешь.

– Но… Я хочу запомнить наш разговор! – возмутилась Неверфелл. – Я хочу понимать! И не хочу быть безвольной игрушкой в чьих-то руках. Не хочу быть вещью. Хочу знать, как все работает! И к тому же мне нельзя ничего есть или пить. Если я выпью Вино, у меня будут неприятности.

Клептомансер смотрел на нее, не мигая, на каменном лице чернорабочего не двигалась ни единая черточка. Неверфелл понятия не имела, чувствует ли он симпатию к ней – или презрение. Слышал ли он ее вообще? Клептомансер больше ничего не сказал, только вернулся к своему металлическому костюму и принялся методично его собирать. Облачившись в доспех, он поднял с пола шлем, подошел к дверям и распахнул их, впуская в пещеру грохот водопада.

Не обращая внимания на возражения Неверфелл, Клептомансер при помощи карабина пристегнул пояс к канату, затем вытащил заводную рукоять, вставил ее в крепление на поясе и несколько минут сосредоточенно вращал. Потом шагнул назад, почти повиснув на канате. Только тогда он посмотрел на Неверфелл.

– Ты попытаешься сбежать, – сказал он, не спрашивая, но утверждая. – Забудь об этом. Даже если тебя не убьет водопад, ты сгинешь в Рудниках. Для неподготовленного человека это место небезопасно. Кроме того, те, кто жаждет твоей смерти, прежде всего будут искать тебя там. Я вернусь и отведу тебя туда, где с тобой ничего не случится.

Клептомансер втиснул голову в шлем, оттолкнулся от пола, потянул за рычаг на креплении и в следующий миг с жужжанием заскользил по канату вверх. Достигнув водопада, он прорвал водяную завесу – и исчез.

Неверфелл смотрела на оглушительно ревущий поток, и ею овладевало уныние. Ледяные брызги холодили лицо и руки. Впрочем, вскоре она приободрилась. Клептомансер прошел через водопад и не погиб, значит, и она сможет. Ей всего-то нужно раздобыть такой же пояс, чтобы скользить по канату. И кажется, она знала, где его взять.

Неверфелл поспешила в ту часть пещеры, где висел второй костюм Клептомансера. Чешуйки брони поблескивали и переливались, отчего казались прозрачными и легкими, но когда Неверфелл сняла доспех с крюка, то едва не рухнула под его весом. Изнутри доспех был обшит кожей и пах маслом и воском.

Рядом висел еще один шлем с очками – из него торчала трубка, которая вела к заплечной сумке. Снедаемая любопытством, Неверфелл заглянула в сумку и обнаружила внутри светильник-ловушку. Серый, увядший, он зашевелился, почуяв воздух, и янтарно замерцал.

– Привет, желтушка, – прошептала Неверфелл. Растение сонно захлопало пастью и потянулось к ней. – Так вот как он проплыл по затопленной пещере! Засунул тебя в водонепроницаемый рюкзак, и ты обеспечил его воздухом.