Сергей Прикоп - Тропою испытаний. Чужой мир [СИ]

Я не знаю, сколько я так провалялся около сковавшей меня ловушки. Время потеряло счет. Однако вскоре я почувствовал некоторое облегчение. «Продолжая лежать, я ничего не добьюсь, — подумалось мне. — Надо хоть попробовать добраться до дома». Осторожно попытавшись сдвинуть ногу, я убедился, что она уже с трудом сгибается и двигать ее дьявольски больно. То и дело постанывая, я приподнял ногу над землей, чтобы сдвинуться с помощью рук в сторону сруба. Меня ждало неприятное открытие — за капканом тянулась увесистая цепь, соединенная с тяжелым бревном, лежащим на земле. Я посмотрел вокруг и понял, что принятые мной за неубранные поленья и обрезки есть ничто иное как множество капканов, разбросанных вокруг этой лачуги. Кто бы ни был ее хозяин, он зверский параноик! Немного полежав и собравшись с духом, я попробовал ползти. Цепь натянулась и дернула ногу, новая волна боли прокатилась по моему телу и я снова потерял сознание.

Идти было тяжело. Старая рана давала о себе знать тупой ноющей болью, и как Свенд себя ни подбадривал, к зимнику он добрался только ночью. Тяжело ковыляя по тропе, сейчас заметенной свежим снегом, и ориентируясь в неверном свете Алмазной россыпи по собственноручно оставленным меткам, старик не забывал осматриваться. Огня в домике не было — значит пришелец не входил. Однако последний незаметенный след был направлен именно сюда… И только не дойдя одного перестрела до зимника, Свенд заметил лежащее за свежим сугробом тело.

— Вот ведь, парень, тебя угораздило!

Быстро сходив в дом и прихватив печную кочергу, Свенд осторожно сошел с тропы, тыча ею в снег и схлопывая попадающиеся на пути к нежданному гостю капканы. Едва приблизившись, старик взял в руки нож и быстро чиркнул по правой руке незнакомца. Выступила и побежала обычная алая кровь, рана не затягивалась сама собой и не чернела от прикосновения посеребренного лезвия. «Не нежить!» — с облегчением подумал Свенд. Умело выбив запор пружины, он снял капкан с ноги парня. Тот слабо застонал, но в себя не пришел. «Повезло парню… Не за мясо-жилы зацепило, за матерую кость… Выживет, калекой не станет». Крякнув, взвалил на себя незнакомца и протопал в избу.

Когда я снова пришел в себя, меня окружала полная темнота и ни намека на снег и морозный воздух. Только боль в ноге. Я осторожно пошевелился. Пальцы нащупали шероховатый край одеяла. Одеяла?! Где я?! Какого… Словно в ответ на мои вопросы, в темноте раздались чиркающие звуки и пыхтение. Сноп искр осветил неясный силуэт.

— Кто ты? — хотел окликнуть я незнакомца, но вместо этого только сухо заперхал. Неизвестный у очага молча чиркнул еще раз, сушняк в маленькой печурке разгорелся и осветил немолодое, бородатое лицо. Так же молча он добросил дров, затем вынул из огня горящую лучину и тяжело, слегка припадая на одну ногу, протопал ко мне. Я приподнялся на руках насколько мог, и, прокашлявшись, снова спросил:

— Кто ты? — вопрос прозвучал очень тонко и испуганно.

Человек остановился, поднял лучину между нами, как бы показывая себя и заодно рассматривая меня.

— Ksilm enna rrom? — пробасил он, всматриваясь в мои глаза. — Robberin! Es inn enstr.

Я смог в ответ только недоуменно хлопать глазами. Седовласый богатырь только поднял брови, как бы говоря — не молчи, скажи что-нибудь!

— Э-э, — выдавил я, — Я… Это, заблудился… Где… Другие люди? Куда я попал, черт возьми?!

Старик до ответа не снизошел, молча глядя на меня и что-то обдумывая. Лучина в его руке догорела и потухла. Он вздохнул, протопал обратно к очагу, выудил новую лучину, стал в ее свете копаться в низеньком шкафчике. Вернулся он с двумя свечами. Зажег их, сразу стало светлее. Поставив плошку импровизированного светца на табурет около моей постели, он придвинул другой, сел и продолжил изучать меня пристальным взглядом серых глаз. Мне стало как-то не по себе, и я нервно заоглядывался. У избушки было двое дверей и одно крохотное окошечко. Напрягшись в попытке подобрать ноги, я тут же завыл от боли. Сорвав грубое одеяло я увидел, что нога перебинтована чистым тряпьем и увязана в лубок из пары деревяшек.

— Stom, stom! — успокаивающе забубнил седой, указал на больную ногу и покачал головой.

От боли меня замутило и я тяжело упал на кровать.

— Больно, — простонал я и отключился.

«Странный малый. Очень, очень странный. Коричневые глаза… Такие только у бомви. Но бомви малорослы и черны, как ночь. А волосы? Тоже коричневые. Таких уж точно ни у кого нет!.. Но кожа белая… Какой-то дикий метис? Маги, слышал, балуются смешением пород разумных, мать их через колено… А этот и сам похож но молодого мага. Уж больно странно одет. Черная кожа куртки. Непонятные застежки. Неизвестный упругий материал подошвы его ботинок. А чего стоит его язык? Я сам знаю три, еще пять сносно понимаю, слыхал и того более… Но такого — ни разу, хоть и помотала меня нелегкая по миру».

Свенд поднялся, еще раз глянул на бледное лицо пришельца, и погасил одну из свечей.

«Пусть спит. Поговорим завтра».

Я проснулся от покашливания. Глаза открывались с трудом. Немного придя в себя, я осмотрелся. Все тот же домишко, сложенный из кое-как пригнанных бревен. И все тот же старик у очага. Он что-то бросал в кипящий котелок, от которого исходил тяжеловатый, но приятный запах. Я приподнялся на локтях, удивившись про себя, как тяжело это оказалось сделать. Некоторое время понаблюдал за его манипуляциями, и наконец решил напомнить о своей персоне. Пора было задать главный вопрос.

— Э-э… Извините!

Старик повернулся и я понял, что ошибочно посчитал его старым — оказалось, что ему где-то под пятьдесят. Утреннее солнце, освещающее эту хатку из крохотного оконца, позволило хорошо его рассмотреть. Суровый такой, с резковатым прищуром, как оказалось, не серых, а блекло-голубых глаз. Высокий лоб, прямые черты лица. Усищи по плечи, борода, шевелюра — все белое, как молоко. Этакий дядька Черномор… Или Беломор?

Тем временем он подошел к постели, подтянул табурет, вздохнул и спросил что-то на том же грубоватом языке. Я удивленно покачал головой. Такого языка я ни разу не слыхал. Что-то из скандинавских?..

— Нет, не понимаю…

Потом он произнес несколько фраз на, несомненно, других языках. Я сел немного поудобней, стараясь не потревожить ногу, и в свою очередь постарался прийти ему на помощь, проговаривая несколько фраз на немецком, английском, русском, украинском языках. Богатырь только повторил мой жест, задумчиво покачав головой. Потом, видно приняв какое-то решение, приложил руку к груди, повторяя несколько раз одно слово:

— Свенд!

Ясное дело, представляться, так представляться. Я хлопнул себя в ноющие ребра и четко выговорил: