Сергей Прикоп - Тропою испытаний. Чужой мир

— Мое имя Нист.

Глава 24. В тени.

— Обед, — возвестил унылый голос тюремного стража. Под дверь просунулась миса, полная опротивевшей до тошноты каши. Уже больше двух месяцев старик не видел света нара. А ведь где-то там, наверху, уже наступило Время Цветов! А здесь... Единственное, что цвело в этом мрачном подземном узилище — это стены. Да и то — отвратительными разводами плесени. Стены, потолок — все так и сочится влагой. К топчану, кишащему клопами, он уже привык, но вот обычная тишина... Она просто сводила с ума! Как только за разносящим пищу стражем закрывалась скрипучая входная дверь, Вагрант оказывался в полной тишине, потому как являлся в данный момент единственным узником восьмого дворцового каземата.

Сир Вагрант, бывший командор Королевской Гвардии и бывший глава Серой Стражи, теперь сидит в темнице, будто какой-то опасный преступник, которых он сам спроваживал сюда десятками! И это — благодарность за его верную службу? За сорок лет из его шестидесяти, проведенных в постоянных распутываниях сложных интриг, обнаружения и зачисток недобитков-мятежников, карательных рейдов в опасные кварталы Грязного Города?.. К чему тогда все это было? Некому ответить... И поэтому приходится утешать себя мыслью, что он всегда поступал правильно.

Придя в Стражу еще безусым юнцом, простой ферронский сирота с невзрачным именем Трей сразу же понял, что быть стражником — не вершина его помыслов. Постоянное мздоимство, неграмотность и вечная глухая ненависть к любому, кто не падает на коленки перед обладателем заржавленной алебарды — вот каким был средний представитель общества, которое ему пришлось назвать своим. И он честно тянул свою лямку. Вместе с товарищами по службе отмораживал себе пальцы и щеки, грел их грогом и солеными шуточками, требовал с проходящих через ворота воспомоществование в орден Ржавого Шлема... А когда понял, что его затягивает эта рутина, а помыслы не устремляются дальше удовлетворения звериных инстинктов, оказался способен сделать шаг в сторону от этой жизни.

Он стал читать. Вместо походов в кабачки и дешевые любовные дома он подходил к какой-либо книжной лавке и всегда требовал что-то "поразумнее". Через пол-года такой жизни он вдруг понял, что он — самый ненавидимый в Страже стражник. Все злословили ему в след, а если не злословили, то подымали на смех. Бывшие друзья шутили злые шутки, подставляли его и всячески издевались. Командиры смотрели на это сквозь пальцы: им было выгодно, чтобы в Страже не заводились умники. Трей терпел. Снова и снова наблюдая, как ведут себя люди, нашедшие жертву для травли, он постигал самые темные стороны человеческой натуры...

Книги помогли. Вдумчивые творения философов, рассуждения мудрецов и жизнеописания великих людей не могли не изменить отчаянно тянущегося из Тьмы во Свет юношу. Он стал предугадывать действия бывших товарищей. Сначала интуитивно, а затем — благодаря выявленным закономерностям. И из неудачника и вечного изгоя он стал Треем-Пронырой. Устраиваемые ему подставы оборачивались громкими провалами, после которых многие стражники навсегда оставляли свою службу. Конечно же, это не добавляло ему популярности. Но Трей уже тогда понял, что обрел сознание, наголову превосходящее своих "товарищей". И он продолжил свою необъявленную войну.

Наступил момент, когда даже сержанты не смогли прикрывать скандалы, творящиеся в среде Стражи. Его вызвали "пред очи" высокого начальства и предупредили "в первый и последний раз". Но Вагрант тогда уже сильно отличался от обычного стража. Он открыл для себя такой вид литературы, как досужие вымыслы. Авторы сего жанра из кожи вон лезли, чтобы непредвиденными обстоятельствами в жизни своих вымышленных персонажей поразить до глубины души случайного читателя. Так Вагрант узнал, что такое искусство интриги. И он начал действовать.

С помощью приемов, подсмотренных в книгах, он обратил внимание тогдашнего командора на самые заметные шашни среднего офицерского звена Стражи. Командор, увидев доказательства виновности сразу десятка сержантов и сотников, произвел простого Стража сразу в зартария, вменив ему в обязанность присмотр за Южным четвертькольцом — самым грязным во всех смыслах и опасным районом столицы. Когда поначалу обрадовавшийся Трей понял всю глубину задницы, в которую его запихнул престарелый командор, то едва не уволился. И было от чего: не было района проблемнее припортовых Огоньков, обители самых закоренелых бандитов, шаек ворья и логовищ наемных убийц. Кроме того, его бывшие сослуживцы осмелились покуситься на его жизнь! Вот тогда-то будущий командор и объявил войну всему, что не дозволено законом! Он сам спровадил на виселицу многие сотни преступников, в том числе и отставных Стражей. И заодно раскрыл предательство самого командора, считавшего дни до почетной отставки, и никак не ожидавшего, что выскочка-страж проживет столь долго.

Молодой король Аббрин, прежде негласно наблюдавший за его успехами, приблизил его к себе и одарил целым графством, прежний хозяин которого не оставил по себе наследников. Новоиспеченный граф дерр Вагрант тут же был произведен в командоры, и одновременно возглавил погрязшую в грехе подкупов Серую Стражу. Проведя там основательную чистку, граф сформировал будущий костяк настоящих сподвижников его дела, и привел много новичков, тайно выискивая в среде Стражи подходящих по характеру рекрутов. Таких как Горк, вскоре ставшего одним из мастеров-наставников, и найденный гораздо позже Нист, на которого Вагрант возлагал большие надежды...

Его размышления о прошлом были прерваны далеким, хорошо знакомым скрипом несмазанных петель. Судя по звуку шагов, идут двое. Вагрант удивился. Неужели к нему снова пожаловал сам господин Наместник? С тех пор, как этот щенок приходил мучить его в последний раз, прошло уже довольно много времени!

Но он ошибся — в свете несомого тюремным стражем факела виднелась понурая фигура нового обитателя восьмого каземата. Даже несмотря на то, что камеры были разделены между собою только частыми коваными решетками, лица товарища по несчастью он разглядеть не сумел. Но вот богатую одежду он рассмотреть все же смог. Тюремщик меж тем втиснул ведомого нарушителя в четвертую камеру и со скрипом провернул механизм замка большим оловянным ключом.

— Борлоков замок, — даже ругань у этого стража была столь же бесцветна, как и его объявления о наставшем времени обеда. Лениво переваливаясь с ноги на ногу, страж ушел, оставив догорающий факел в кольце на стене.

— Погреетесь чутка, хе-хе, — еле слышно проговорил он, удаляясь. Снова скрипнула дверь, лязгнул внешний замок. Воцарилась тишина. Вагрант покачал головой; этот тюремщик пугал его своими повадками больше, чем сто заговорщиков разом...