Александр Аразин - Неприкаянное Племя: Сурвивалист

- Вполне возможно, Ваша Светлость, - заметил стоявший рядом с претендентом на корону светловолосый виконт Стогнич. - Не угодно ли Вашей Светлости лично возглавить наш последний резерв?

А эмиссар - шутник, даром что из Тайной Службы! Лично возглавить... Если б у них в запасе была ещё полутысяча рыцарей, Милич принял участие в атаке, затесавшись где-то в середине строя (где-то очень глубоко в середине). На подобное проявление «храбрости» барон вполне способен, но оказаться лицом к лицу с огромным северянином... Дралась лягушка с аистом...

- Воевода... - Интересно, когда этот ублюдок перестанет зеленеть? Кажется, дальше некуда, ан нет. - Ксаверий Шиманьский обещал, что я буду в безопасности. Почему вы молчите? Где Казарский?! Вы меня предали!

- Мы верны вам, Ваша Светлость, успокойтесь. Если вы желаете отступить...

- Да! Желаю! Немедленно. Мы уходим в Лотаву!

- Мой господин будет крайне недоволен.

- Его бы сюда! Это он воюет с Мисалем, он! Ваш господин меня заставил, я не хотел... Он и господарь Лотавы. А теперь меня убьют из-за вас. Мы сдадимся! Слышите?! Мы сдаёмся. Катаржина девушка и нас помилует, она будущая мать... Прикажите сложить оружие!

Помещик, как есть - помещик. Воевода презрительно скривился. Однажды Борис услышал фразу, что помещики - в большей степени крестьяне, чем дворяне. Тогда он возмутился, мол, как можно говорить об аристократах в подобных словах, однако сейчас убедился в их правдивости.

- Нет, Ваша Светлость. Если Вашей Светлости угодно отступить и вывести армию в Лотаву, мы так и поступим, но сдаваться противнику, который в пять раза малочисленней... Корибут-Гуровский не станет и Вашей Светлости не позволит!

- В пять?! Да монахи сейчас будут здесь, и мне плевать, что на флангах полно наших остолопов. А ваш Казарский заодно с Катаржиной! Княжна побеждает, разве вы не видите?

Борис Гуровский видел. В воплях бледно-зелёного труса было зерно истины, даже два. Отряд чатра и впрямь мог прорваться к замку, и только светлым богам Прайма известно, кто в этой схватке победит. Милич, во всяком случае, мог лишиться своей бесцветной головы, да и самому воеводе не улыбалось попасть в плен к неуравновешенной Катаржине. Второй правдой было то, что отряд графа Казарского не успеет прийти на помощь. Всё с самого начала пошло вкривь и вкось: полк Жисько куда-то исчез, не доведя дела до конца, а гвардейцы Риницы умело подставили кавалерию повстанцев под обстрел уцелевших лучников. Изначально Гуровский планировал использовать два резервных полка для ротации уставших воинов, но пришлось бросить их в бой. Удар же чатра, неожиданный и удивительно результативный, мог увенчаться разгромом бунтовщиков. Неужели, и впрямь лучше отступить... С всадниками Казарского можно связаться при помощи рабов-демов, но кавалеристам потребуется время, чтобы из глубокого тыла противника сместиться на поле боя. Придётся брать ответственность на себя.

- Чего вы молчите?! Где мой конь? Сколько я буду ждать?!

- Ваша Светлость, как я говорил ранее: Моё присутствие требуется в другом месте. С вами остаётся виконт Стогнич, - воевода коротко кивнул и поспешил вниз, во внутренний двор замка.

- Остановитесь! Я приказываю! - крикнул в спину спешащего рыцаря Милич, однако тот его проигнорировал. Барон, с расширившимися от ужаса глазами, посмотрел на виконта: - Он ушёл... ушёл и забрал мой эскорт! Последнюю сотню рыцарей!

- Ваша Светлость, всё будет хорошо...

А ведь было мгновение, когда он подумал, что план Катаржины сработает, и они пробьются к замку. Не сработал. В крепости пропели трубы и из распахнутых ворот вперёд ринулась сотня тяжеловооружённых всадников, в ненавистных цветах Шиманьского. Будь проклят этот красно-жёлтый двуколор, знак предательства, трусости, подлости! Но подлец - не обязательно дурак. Рыцари повстанцев устремились точно на отряд монахов, как представляющий наибольшую опасность... Теперь главное - скорость. Оставить в покое вражескую пехоту и оторваться от кавалеристов между холмами. Маневр сложный, но, если нет другого пути, надо сделать и невозможное. Или, по крайней мере, попытаться. Харальд поднял оленя на дыбы, вглядываясь вперёд. Нет, не прорваться, но мы ещё живы, и до победы ублюдкам ох как далеко.

Сердце на мгновение сжалось. «Дракон»... Обречённый отряд. Каждый из них знал, что умрёт, но именно ему, Харальду, довелось повести братьев в последний бой. Одна половина отряда состояла из игроков, которые успеют использовать божественный навык и возродятся в обители, а вторая - монахи-хагсаенги, покинувшие родной остров, после падения ордена. Вначале погиб наставник Сен Чжи, затем Лао Мин... неужели пришёл черед и остальных островитян? Нет! Правда не может быть обречена, а они правы. Поудобнее перехватив копье, Харальд дал шпоры маралу, и Вихрь, испустив громовой рёв, ринулся вперёд. Они были ровно на полпути к замку, на надвратной башне которого стоял бледно-зелёный лидер Рокоша. Чатра, увидев рыцарей ненавистного Шиманьского, приободрились. Ещё бы, они почти проиграли, но «почти» на войне - это очень много. Огромный северянин, верхом на олене, бросился на сверкающий железом строй, словно на деревянную стену, которую нужно и можно проломить. И стена дрогнула, не выдерживая неистового напора.

Ржали обезумевшие кони, оскальзываясь на залитых кровью, закованных в броню телах, валились под копыта вперемешку раненые, мёртвые, выбитые из седла, лязгало и трещало, словно в кузнице, ломалось и крошилось железо, но «Драконы Чатра» казались заговорёнными.

Харальд рубился на самом острие клина, и его было прекрасно видно. Верхом на марале, в залитых чужой кровью костяных доспехах, которые сменили свой цвет с белого на ярко-красный, он казался каким-то мистическим существом, полубогом или демон из нижнего мира. Каждый удар его копья отправлял кого-то в преисподнюю. Оказавшиеся на пути страшного всадника невольно осаживали лошадей, тесня друг друга, в надежде, что минует... Кое-кому и впрямь «везло» - и они, избегнув глефы северянина, оказывались лицом к лицу с разъярёнными монахами-чатра. Сталь, ударяясь о костяные клинки, высекала искры, наземь летели растерзанные плащи, изломанное оружие, разбитые щиты, сбитые со шлемов перья.

Проскакал обезумевший конь с вздыбленной гривой, сбивая всех, кто попадался ему на пути; громко, по-звериному взвыл воин, чья рука с обломком копья полетела вниз, на окровавленную траву, над кровавой круговертью взметнулась и опустилась глефа, отсекая голову вражескому десятнику, осмелившемуся заступить путь лидеру Дракона. Краем глаза Харальд заметил нацеленное на него копье и блеснувший клинок Попадоса. И вновь скалящиеся забрала, богохульства вперемежку с молитвами, покрытые кровью и пеной кони, груды изрубленных тел... Проклятье! Они почти стоят на месте! Замок на холме с по-прежнему распахнутыми воротами, страшно, безнадёжно далёк... Но мы ещё живы! И мы вместе, значит - вперёд! Замахнуться, привстать в стременах, ударить, отвести руку назад - уколоть, снова замахнуться...