Роман Суржиков - Кукла на троне

Оба чиновника согласились.

– Весьма точный анализ, ваше величество, – похвалил Виаль. – Но этим не исчерпывалось задание.

– Что ваше величество можете сказать о, как бы, вашей добавочной стоимости?

Этим вопросом Мира задавалась с первого дня после коронации. Без чьих-либо заданий сама день за днем тщетно искала ответ: чем же я хороша как владычица? Каковы мои достоинства? Если отбросить те версии, в которых разочаровывалась днем спустя, и те, что были плодом чужой безбожной лести, а также и те, которые сочинила в приступах самолюбования после нескольких кубков вина, то остается следующее.

– У меня красивое имя.

Морлин-Мей убежденно кивнул, Альберт Виаль пробасил:

– Абсолютно верно!

Мира оторопела. По правде, она вкладывала изрядную долю сарказма…

– Минерва – северное имя, – сказал Морлин-Мей. – У вас акцент и манеры северянки. Север полюбит вас рано или поздно, тем более, что Эрвин, как бы, шел в бой под вашими флагами.

– Ваше имя на слуху у каждого жителя центральных земель, – сказал Виаль. – Минерва Янмэй, прозванная Минервой, Несущей Мир. Внучка Янмэй остановила войну, которая едва не кончилась гибелью столицы. Ваше имя звучит еще красивее потому, что связывается с красотою мирной жизни.

Войну остановило наше поражение… Мира оставила при себе эту мысль.

– Имя Минерва созвучно с именем Мириам – Праматери любви. К тому же, вы, как бы, молоды, и начинаете правление весною. Все это – прекрасные знаки. Империя смотрит на вас, как бы, с надеждою. Если, говоря вашими словами, Адриан научил страну мечтать, то вы научите надеяться.

– Положим… – сказала Мира, скрыв замешательство несколькими глотками чаю. – Но как мне превратить это в добавочную стоимость? Как наполнить казну… именем?

Виаль поучительно воздел палец.

– Первый шаг состоит не в том, чтобы реализовать добавочную стоимость, а в том, чтобы лишь определить ее. Праматерь Элеонора для того и разделила путь на пять шагов, чтобы не хвататься за все сразу! Когда мы изучим последующие четыре пункта, вашему величеству все станет кристально ясно.

Наклоном головы Мира выразила сдержанное согласие. Виаль поднялся за учебными пособиями. Морлин-Мей робко заговорил:

– Ваше величество, позвольте, как бы, поинтересоваться… С вашего разрешения, я отправлял письма родным… Конечно, только через надежных бойцов алой гвардии, как вы и велели. Моя супруга и сыновья спрашивают, и я тоже присоединяюсь к их любопытству. Это, как бы, когда вы отпустите нас?

– Прошу прощения… – сказала Мира.

Когда отпущу? Нелегкий вопрос. Казна еще летом была полна, а теперь показывает дно. Должен найтись виновник. Почти наверняка деньги осели в кармане Дрейфуса Борна, однако он так умаслил Ориджина, что герцог захочет найти иного козла отпущения. Потому Ориджин и позволил мне учинить следствие: чтобы назначить и осудить «виновника». Стало быть, для оправдания Виаля и Морлин-Мея потребуются самые убедительные доказательства. А убедительно доказать невиновность гораздо сложнее, чем вину. Легко подтвердить существование чертей: поймать и привести одного. Но поди докажи, что чертей не существует!..

Правда, я слыхала об императорском праве помиловать преступника. Однако помилование – черное пятно на репутации…

– Обещаю, что сделаю это как можно скорее, господа.

Альберт Виаль прогудел, не скрывая возмущения:

– Я многократно говорил господину Морлин-Мею и теперь вынужден повторить вашему величеству: спешка не к лицу императрице! В таком деле нужна не быстрота, а добросовестность! Восемь поколений моих предков владели торговым флотом и вели дела, и ни один не получал упреков в нечистоплотности. Вопрос моей чести – быть полностью очищенным от любых подозрений! Ради этого я готов пробыть в заключении хоть год. А господин Морлин-Мей, если пожелает, пускай идет на свободу хоть завтра согласно указу о помиловании.

Налоговый секретарь замотал головой:

– Нет, что вы… Я это, как бы, я не тороплю… Я тоже буду ждать оправдания, сколько понадобится… Лишь бы ваше величество наказали подлинного виновника.

– Раз так, – постановил Виаль, – то приступим же к следующему уроку.

Мира жестом задержала его.

– Прежде, чем перейти ко второму шагу Элеоноры, позвольте один внеочередной вопрос. Господа наставники, каково ваше мнение о бумажных деньгах?

Шаг второй: установить приоритеты.

– Знает ли фаше величшестфо, что такое весна в Фаунтерре? Ооо, это благословенное время! Час, когда люди пляшут, а боги улыбаются! Зима, сие хмурое отродье смерти, убирается восвояси, а новая жизнь вступает в свои права и торшестфует! Люди радуются весне, как дитя – объятиям любящей матери.

Заключенный был скован по рукам и ногам. Кожа на запястьях, изодранная стальными обручами, уже покрылась корочкой запекшейся крови и, видимо, сильно зудела. Заключенный пытался сдвинуть обруч, чтобы почесаться. При этом цепи издавали тихий звон, а конвоир тут же охаживал беднягу дубинкой по плечу:

– Стой смирно!

Посмотреть на владычицу заключенный не решался. Он клонил голову к полу, и Мира не видела его лица, только шевелюру – грязную, как мостовая рыночной площади, и густую, как литлендские джунгли. При мысли о том, какая живность населяет эти заросли, Миру начинало мутить.

– Изволите видеть, фаше величшестфо, к приходу весны готовится каждая семья, кашдая улица, и целый город, и вся страна. Федь сказано Праматерью Вивиан: «Кто не радуется жизни, тот не заслуживает долгих лет». А штобы надлешащим образом прояфить свою радость, к весне следует подготовиться загодя. И императорский двор – отнюдь не исключение, о нет! Он встречает пору любви рядом шумных затей, приятных людям и угодных богам!

Министр двора лучился улыбкой и аж пританцовывал от веселого возбуждения. Видимо, душою он уже перенесся на месяц вперед – в самый разгар весенних празднеств. День нынешний был для него далек и маловажен, а досадных мелочей, вроде вшивого узника и конвоира с палкой, старичок вовсе не замечал.

– Каждый год, фаше величшестфо, по приказу мудрого императора проводятся следующие мероприятия. Во-первых, благотворительная ярмарка. Это великолепное событие, о да! Со всех концов страны съезжаются торговцы с чудесными диковинками. Шатры растут, как грибы после ливня. Прилавки шатаются под грудами товаров, восторженно гомонят посетители: аххх, оххх, вы только погляди-ите!.. В воздухе щебечут мелодии уличных музыкантов – все веселые, светлые! Тирла-ла, тирла-ла, ла-лай-ла-лааай! И такая от этого благость на душе, что никто не спорит, не торгуется, не жад…

Заключенный не вытерпел и вновь почесал заживающую рану. Цепь звякнула, дубинка конвоира приласкала локоть узника.