Альма Либрем - Каена

Разумеется, он был мужиком задиристым, мог кого задеть — и убили. Люди старались не замечать странностей. Насколько проще было считать мужчину жертвой случайных злодеев, не видя клейма на щеке, оставленного каким-то странным предметом. Они говорили, что его просто задушили — через горло и вправду тянулась ровная полоса, будто прижали что-то и сломали шею. Но полоса только издалека казалась синяками. Она была рядом ожогов.

Кто-то клеймил его — не зная пощады, прижимая раскалённое, ядовитое для нежной человеческой кожи железо. Его, громадного, сильного мужчину, способного, пожалуй, себя защитить. В его глазах застыли страх и боль, ужас, рот открылся — он молил о пощаде, но никто не слышал криков.

…Роларэн прятал утром руки за перчатками. Его палица вновь превратилась в невинный посох. Но господа эльфы исцелили хозяйскую племянницу, она даже вынесла им еды в дорогу, и никто не мог подумать плохо на остроухих. Здесь вам не Академия с её странными и глупыми порядками. Здесь эльфам всегда рады.

Шэрра не спросила зачем. Не спросила, какой толк ему был от чужой человеческой смерти. Она видела сухие девичьи глаза — та не всхлипнула, не разрыдалась, не била челом о землю. Не голосила, хотя тут, кажется, было принято.

Она выскользнула за эльфами тихонько, хотя никто не мог осудить. Разумеется, все полагали, что дочь имеет право знать, как умер её отец. А кто, как не могучие маги, пришедшие сюда из Златого Леса, могли ей об этом рассказать? Они все были уверены, что стоит только эльфу посмотреть, как он тут же скажет, что случилось.

Девушка остановилась в нескольких метрах. Роларэн обернулся сам, его не пришлось окликать, застыл уже в самих воротах, и она, увидев согласие во взгляде, решилась подойти немного ближе.

— Спасибо, — прошептала она.

— Моя дочь не сказала бы спасибо, — ответил Рэн. — Вопреки всем её грехам.

— Потому что ей не за что благодарить, — возразила девушка. — А мне есть за что. У него пять дочерей, господин.

Роларэн смотрел на неё молча, будто бы чего-то дожидался. Потом дополнил:

— Я не жалею.

— Я третья, — ответила девушка. — Он тоже не жалеет… Не жалел. Спасибо.

Роларэн коротко кивнул. Взвесил в руках палицу, словно собирался ею коснуться ни в чём не повинной девушки, а потом тяжело вздохнул.

— Здравия вам и роду вашему, — ответил местной церемониальной фразой и повернулся к девушке спиной. Та не стала догонять — она услышала всё, что желала услышать, и теперь больше не искала нового оправдания или, может быть, объяснения собственной радости. Следы от ударов начинали постепенно сходить — может, сами по себе, может, постарался эльф, — но разве ж в этом было дело?

Роларэн не уходил быстро. Казалось, тело его пронзила усталость. Шэрра тоже молчала — делала вид, что не услышала, когда он проснулся среди ночи. Равно и сейчас показала, что ничего не знает. Не догадывается о том, как он беззвучно поднялся на ноги, как выскользнул на улицу, ступая так, что ни один человек не был в силах услышать. Она — эльфийка, и то с трудом прорвалась сквозь шум снега за окном, чтобы понять, куда он идёт.

Она единственная услышала крик. И смотрела, открыв окно, на то, как палица прижималась к горлу мужчины, грозясь переломать ему шею ещё до того, как наконец-то яд войдёт в действие.

Шэрра понимала, почему он это сделал. Она и сама бы такого, наверное, убила — по крайней мере, спокойно обрекла на смерть, наблюдала за нею даже с некоторой радостью, недоумевая — почему прежде никто не догадался этого сделать? Но не в этом была беда. Не в этом было дело.

Она не стала задавать вопрос. Она, заговорив, просто констатировала непонятный для неё факт, такой логичный и правильный для Рэна.

— Ты снял перчатки.

— Я тоже отец. Пусть даже моя дочь давно уже не со мной, — ответил он.

— С Миро ты сражался без шансов для них и без боли для себя. Почему сейчас? Я видела, что у тебя по руках стекает кровь. Неужто оно того стоило?

— Стоило, — кивнул Роларэн. — Ещё как стоило. Разве ж ты не понимаешь? Это не месть. Это данность им.

— Это не повод убивать человека, даже если он тебе неприятен.

— Она — третья, Шэрра. Из пятерых. Две лежат в могиле, а за ними никто не будет плакать, — он обернулся. — Она — третья. Скажи мне, сколько эльфиек и эльфов в нашей стране имеют счастье быть родителями хотя бы второго ребёнка?

— Ты не за девушку это сделал, — выдохнула она. — Ты всё ещё совершаешь, Роларэн, личную месть…

— А ей всё равно, — хмыкнул он. — Она получила результат, она им более чем довольна. Разве есть кто-то, кто будет жаловаться на чистоту выполненной мною работы?

Шэрре стало как-то не по себе. Она слышала такую дикую, холодную уверенность в его словах, что должна была мечтать о побеге, а её всё ещё, будто бы тем магнитом, притягивало к мужчине, которого она ни минуты не любила, но всю оставшуюся ей жизнь отдавала данность. Данность немую и такую болезненную, что страшно было даже себе представить, во что это в итоге обратится.

Но он не стал бы причинять ей вреда. Не стал бы беречь её или, напротив, вредить. Он просто отпускал в далёкую свободу тех троих, что ещё были живы, оставляя кровавый след.

— Мне надо было, — наконец-то протянул Роларэн, — отметить, что мы здесь были. Перед этими зверьми из Академии, которых ни за что не остановит Фирхан, и надо. Зачем оставлять след на людях, если можно заклеймить животное?

— Ты исцелил племянницу этой женщины, тоже не испытывая чувство жалости.

— Она предоставила нам кров — а за это следует поблагодарить не только эльфа, но и человека. Она не стала швырять в спину нож, а за это человеку надо вдвойне сказать спасибо. Почему? Всё слишком просто, — он пожал плечами. — Человек — слишком подлое существо. Ты видела когда-то, чтобы хоть один эльф ненавидел своё дитя? Ты видела, чтобы поднял на него руку? Дитя — Вечное, разумеется. Они все боялись того, что стало рождаться в последнее время. Но это значит только одно — они боялись того, что творилось в их собственных душах.

— Я родилась не Вечной — но мама всё равно меня не боялась, а любила.

— Твоя мать крови чище, чем можно подумать. А ты не можешь знать, Вечная ты или нет. Ты бессмертна сейчас.

— А что, раньше это как-то определяли?

— Ждали. Потом научились и без этого.

Он бодро зашагал вперёд, уже по дороге, словно намеренно оставлял следы. И Шэрре казалось, что он не должен был ждать погони — а со вчерашнего дня словно надеялся на неё. Надеялся на то, что ему придётся ещё раз совершить убийство или, может быть, напиться чужой крови.

— Уверена, что Каена Первая ненавидела бы своё дитя, будь оно хоть сто раз вечное.

— Каена Первая бесплодна, — эльф остановился, и почему-то Шэрре показалось, что он как-то по-особенному побледнел. — Но есть мужчина, ребёнка от которого она любила бы безмерно.