Альма Либрем - Каена

— Так ты меня учишь, — прошептала Шэрра. — Пытаешься убить и в тот же миг вновь оживляешь, не позволяешь утонуть в пустоте.

— После смерти даже пустоты не существует.

Она попыталась привстать, но он, убрав руку с её раны, переложил её на плечо, не позволяя встать. Вероятно, не хотел, чтобы сейчас вновь бередила то, что осталось от её сил.

— Я ещё могла бы сражаться, — вдруг отметила Шэрра. — А к этому реально привыкнуть, ты говоришь… Реально перестать реагировать на боль так, как у меня получилось на этот раз. Яд — это ведь тоже некая иллюзия, правда?

— Магия эльфов состоит из двух частей. Напрочь истинная — то, что заставляет нас будить леса, — и напрочь лживая, которая творит иллюзию. Это — смешение, наше боевое оружие, то, что вышло на стыке первого и второго, — прошептал Роларэн. — Но я не хочу рассказывать о том, что тут правда, а что — выдумка.

— Мне кажется, я и так знаю.

Он склонился к ней так низко, что кулон выскользнул из воротника рубахи и сейчас соприкасался с её собственной кожей. Наклонился ещё ниже — теперь дыхание Роларэна смешивалось с её собственным, и воздух будто бы дрожал от этого дикого, неверного пересечения.

Он был слишком близко. Рука с плеча переместилась чуть ниже, будто бы в стремлении придержать её — но Шэрра не пыталась отпрянуть.

На поцелуй она тоже не ответила — потому что не смогла найти в себе ни капельки силы. Рэн не делился своим — но в нём, кроме магии, хватало ещё и тепла, а в этом Шэрра нуждалась не меньше, чем в отдыхе. И губы его были горячими, словно та зимняя глыба, к которой так привыкла девушка прежде, вдруг растаяла и превратилась в пар — а теперь иссушилась и пустыней выжигала её изнутри.

Мужчина опустился рядом на меховую шкуру. Он обнял её одной рукой за талию, второй — дотянулся до раненного запястья. Шэрра чувствовала — исцеляет, пусть не видела в этом никакой необходимости.

— Никаких шрамов, — прошептал, обжигая, Роларэн. — Она не должна знать, что ты умеешь сопротивляться.

— Ты прав.

Шэрра смотрела в пустоту. Она хотела задать какой-то вопрос, но не могла отыскать для него подспорье, даже повода — и того не было, ни на миг, ни на шаг. Она пыталась раствориться в небесах.

Она ведь его всё-таки совершенно не любила… Она так хотела верить в то, что убеждала себя в правде — и у неё на самом деле до такой степени отвратительно получалось!

— Зачем ты меня целуешь? — прошептала она всё в ту же немоту, окружившую их сплошной пеленой. — Я тебе не жена.

— Может быть.

— Я ещё не выполнила своё обещание.

— Может быть.

— Я не смогу исцелить тебя, Рэн, — прошептала она. — Не смогу собрать всё это по кусочкам. Я даже не знаю, буду ли считать ребёнка — если у него появится шанс, — своим. Зачем я тебе, Роларэн? Почему ты ищешь именно меня? Разве Каена может смотреть сквозь твои иллюзии?

Он молчал.

— Не может. Потому ты и не отвечаешь. Зачем тебе это, Роларэн? Ты пытаешься восстановить прошлое. Ты хочешь переложить этот груз со своих плеч на мои, только не до конца, но хотя бы частично. Ты ищешь свободы и счастья, я это вижу, но возможно ли оно в сочетании со всеми остальными? Зачем тебе Каена? Зачем убивать её, если ты хочешь спасти своего ребёнка?

Он промолчал вновь. Шэрра знала, что он может ответить, знала, что правда её испугает и разрушит изнутри, поэтому больше добиваться ответа не стала. Она просто молчала и смотрела в далёкую пустоту, чувствуя, как одолевал её сон. Роларэн был сумасшедшим, он был безумцем, с чудачествами которого она никогда не смогла бы справиться, и…

Нет, нет, она совершенно его не любила! Не думала даже. Она не могла его любить, потому что его уже любила та Шэрра из прошлого, место которой она занимала.

- А что, — спросила Шэрра, — если это не я пытаюсь занять её место, а она заняла моё. Может быть, это она — воровка, а я родилась чуть позже, потому и не смогла получить то, что должна была?

— Тебе легче так полагать?

— Нет.

— А мне — да, — ответил он безо всякой злобы в голосе, запечатлевая, будто бы клеймо, поцелуй на её виске. И он тоже ни минуты не любил её, хотя любил в далёком прошлом ту Шэрру, что лежала в могиле. Только она не ревновала. Она тоже не была в него влюблена — ни на минуту. Она даже симпатии к нему не испытывала.

Она только знала, что вернёт своё, рано или поздно. Уже постепенно, потихоньку возвращала.

…Когда Громадина Тони пришёл обратно — чтобы посмотреть на её могилу, — Шэрра неподвижно лежала на плаще. Роларэн обнимал её одной рукой за талию — и явно спал, забыв и о еде, и о том, что должен был бы позаботиться о том, чтобы похоронить её достойно. Неужели он позволял себе даже над мёртвым телом надругаться?

Тони застыл вдалеке, чувствуя, как возмущение смешалось в нём со стыдом. Да, она была мёртвой, да, всё это так неправильно — но, тем не менее, он не мог избавиться от ощущения, что подглядывает за супругами, смотреть на которых не имеет совершенно никакого морального права. Ему хотелось отвернуться и дождаться того мига, когда наконец-то обернётся Роларэн. Может быть, тогда будет чуточку легче смотреть на то, как он отправит тело Шэрры в последний путь…

А потом Тони заметил, что её грудь всё ещё вздымалась. И она смотрела широко распахнутыми глазами куда-то в небеса, но всё же не неподвижно — а один раз даже немного сдвинулась, только не дальше, а ближе к Роларэну.

— Создатель, — прошептал он ошеломлённо, поминая неизвестное божество. — Неужели эльфа на самом деле невозможно убить?

— Не в человеческом мире, — Шэрра привстала на локтях. Держалась она теперь уже лучше, чем прежде — сила вернулась, и даже шрама не было на руке. Роларэн сказал, что Каене не следует знать о том, что она способна выдержать. А она полагала, что, возможно, были и другие причины.

Например, что-то вроде того, что мать его дочери не должна иметь на себе ни единого клейма. Это звучало абсурдно, конечно, но Шэрра в последнее время относительно Рэна была готова поверить во всё, что угодно, потому что большинство сумасшествий тот час же становились редкостной гнилизны правдой. Она уже и не сопротивлялась тому, что таилось глубоко в нём, там, куда не добраться ни единому живому человеку. Или эльфу.

Просто бесполезно.

Порой Шэрра диву давалась, как его сумела полюбить Каена, этого мужчину, полностью сконцентрировавшегося на любви к мёртвому уже существу. Но она никак не могла добиться даже ответа о том, как именно умерла его дочь. Она порой даже думала, что на самом деле всё значительно хуже, чем она может себе представить.

О, нет, впрочем. Самый странный, противоестественный, отвратительный вариант его любви она уже давно возродила в своих мыслях. Она уже представила себе то, что, пожалуй, не имела права никакого представлять, давно уже сопоставила с фактами, а потом заставила себя отпихнуть в сторону эту самую фантазию, как что-то глупое.