Юлия Рудышина - Кащеева наука

Но нет иного выхода.

Есть лишь царство Навье, тьма студеная.

И еще Иван меня ждет…

Ведьма вышла из-за камышей, что шептали ветру свои тайны. Она неслышно шла по мокрой от росы траве, и скрюченные руки ее казались куриными лапами с острыми цепкими коготками. Нос ведьмы – непомерно длинный, усыпанный бородавками, принюхивался, и седые космы паклей трепетали над огромной уродливой головой.

Откуда взялась здесь прислужница тьмы? В округе не было таких, как она, я бы точно почувствовала всплеск темной силы!

Почему же она явилась, словно из-под земли, так внезапно? Хищно сверкая алыми глазами, она размазывала грязь и черный ил по лицу, и во взгляде ее разверзались навьи моровые болота, в которых можно было утопнуть, если слишком долго смотреть в это лицо – иссеченное морщинами, покрытое пигментными пятнами.

Это не сон, поняла я – все то, что я чувствовала, не сон. Смех русалочий все еще слышался за спиной, и плеск воды, и крики каких-то птиц, а в руке я все еще сжимала стебель дурманного цветка, который едва не сгубил, уводя во тьму туманными тропами. Тьма отступила, но лишь на миг, потому что взгляд старой карги, плывущей ко мне по росистым травам, не обещал ничего хорошего. В нем распахнулись ворота в мир мертвых, и грань между Явью и Той Стороной была слишком тонка и зыбка.

Страх сковал меня, опутал стеблями проклятых трав – мясистыми, прочными, словно веревки, и горло словно бы стянула удавка. Невидимая глазу, она перекрыла доступ воздуха, я услышала страшный надсадный хрип и с ужасом поняла – это я издаю жуткие звуки.

И тут я поняла – не дойти мне до Китежа, царского града. Не увидеть Ивана, не узнать, куда его гуси-лебеди унесли, не справиться с проклятием его.

Ведьма, хохоча, запрыгнула на корни старой кривой ивы, чьи ветви полоскались в студеной речной воде, за них цеплялись русалки, продолжая шипеть, и казалось – это змеиное гнездо шевелится в камышах.

Дочери водяного поняли, что победили, поняли, что ведьма здесь для того, чтобы погубить меня, забрать мои силы, отдать меня тому, кому была я в детстве обещана.

Я и так бы пришла к реке, только вот сначала хотела успеть проститься с дорогими моему сердцу людьми. Ивана вот повидать…

Слушая улюлюканье и свист старой ведьмы, танцующей на корнях и корягах, что торчали из воды, задыхаясь от ее колдовских пут, я чувствовала, как потусторонний ужас когтистыми пальцами рвет мое нутро, и прикосновение мокрых русалочьих рук к плечам показалось обжигающе ледяным.

Черный вихрь появился на берегу, он кружил по ковру зеленых трав, и дрожали в нем чьи-то лица, и ведьма, протянувшая руку к нему, вдруг выросла, становясь выше кряжистой ивы, которая тряслась и качалась в этой ведьмовской свистопляске.

– Иди к нам, иди к нам… – шептали русалки, гладя мои плечи, снимая путы, срывая их, но отчего-то я все равно не могла пошевелиться, глядя, как великанша срывает с неба тучи, собирая их в свой рваный грязный подол.

Солнце брызнуло янтарно-медовыми лучами, осветив речную гладь, заставив кувшинки радостно распахнуться навстречу ему, но я, уходя под воду медленно и неотвратимо, понимала, что тьма пришла не случайно.

Это я разбудила ее.

Но когда и как – я не знала. Да и не имело это значения.

Ведьма стремительно уменьшалась в размере, тучи снова захороводили на небе, а те, что собрала старуха в подол, туманными серыми змеями, в глубине которых сверкали золотистые молнии, расползались из ее рук по поляне, обнимая стволы старых ив, украшая шапками колючий кустарник, что спускался к самой воде. Этот туман закрывал от меня Явь, отгораживая путь к людям, и я знала, что это конец – больше не спастись мне от русалок.

Ведьма захохотала – оглушающе, словно каменная лавина сошла с гор, затем закружилась на месте, подхватив истрепанные юбки, и черный вихрь покорно подтек к ней, ластясь, как верный пес.

Исчезая в клубах дыма, старуха одарила меня напоследок парой проклятий, и голос ее показался мне до боли знакомым, но я не пыталась даже вспомнить. Потому что вода накрыла меня, попав в горло, обжигая и выстужая одновременно, а крики ведьмы стихли, и сквозь толщу прозрачной воды с плавающими по ней кувшинками я увидела бледное лицо со следами черной копоти и ила.

Сверкнули алым ведьмовские глаза и тут же погасли.

Тьма опустилась на берег.

Я тонула, захлебываясь, обжигая солью и смрадом легкие, погружаясь в холодные, несмотря на летнюю спеку, воды. Думалось, прошла вечность, прежде чем показались верхушки домов подводного города, и, несмотря на страх и боль, проснулось странное, ничем не объяснимое любопытство. Впрочем, боль стихала, словно ласка воды, нежно убаюкивающей меня, успокаивала и лечила изможденное тело.

Как в такой небольшой речушке, на перекатах чуть выше колена глубиной, мог поместиться такой дивный и огромный мир, наполненный перламутровым блеском?

Видимо, неважно, каким путем сюда идти – проточная вода чародейским образом принесет куда надобно, даже озеро, если в него ручей подземный впадает, могло бы путь в подводное царство указать.

Путь этот сверкал и искрился, водорослями разноцветными опутывал – от светло-зеленых до ярко-алых – и вел мимо скалистых уступов, спрятанных под толщею прозрачных вод. Появлялись рядом время от времени тени длинноволосых дев с тонкими изящными телами, и скользили эти тени рядом со мной, не трогая, но и помочь не пытаясь.

Дворцы и дивные сады, деревьями в которых были кораллы, а травами – водоросли. Россыпи самоцветов и жемчугов, витые ракушки и подводные рифы, острые, как заточенный кинжал, осколки хрусталя. Скалы, украшенные хризолитовыми соцветиями и полупрозрачными окошками, за которыми можно разглядеть чьи-то тени. И песок – золотисто-розовый, нежный, если коснуться его, и белая лилия солнца где-то в вышине, сквозь синюю воду она кажется мутной, далекой. Но она есть – пусть и недостижимая. И это понимание, это знание греет душу, и верится – однажды я снова поклонюсь Яриле, однажды я снова лучи его на своей коже смогу ощутить. Не может быть, чтобы все это – навсегда!

Не может такого быть…

И не будет.

И понимаю я, ведомая подводным течением через сталактитовые пещеры, что увижу я еще наземный мир.

Огромная воронка, на дне которой сверкала перламутровая башня, чьи стены были украшены жемчугом, открылась моему взору – и оттуда показались две зеленоволосые девы в нарядах из водорослей и тины. Огромные рыбьи глаза – водянистые, жуткие, перепончатые руки, прикосновения которых выстудили сердце, и шепот – словно вода на перекатах, словно шелест ветра в камышах.

Множество рыб сопровождали нас, пока спускались мы в этот разлом, на дне которого находился красивейший из всех виденных мною дворцов – даже в Нави, у Кащея Бессмертного, терема и сравниться не могли с дивом, прячущимся в подводном царстве.