Юлия Рудышина - Кащеева наука

– У меня иного пути нет, – тихо ответила я, поднимая мешочек. – И помощь твоя, и твоя наука – как видишь, все сгодилось, все на пользу пошло. Но страшно мне, ведь ты – зло, тьма и морок Нави, вдруг однажды явишься просить то, чего я дать не смогу…

– Погляди сюда, – поманил он меня тонким когтистым пальцем. Морозным инеем сверкнул топаз в серебряном перстне.

Я приблизилась – страха больше не было. Главное, воды добыть, а в этом мне навий царь уже не помеха…

Кащей же туман разогнал, полой плаща своего махнув, и мне открылось зеркало в скале, гладкое, узорчатым малахитом украшенное, и в глади его увидела я девчоночку в зеленом платье боярском – с длинными рукавами, отороченными мехом, в венце из самоцветов… Взглянула красава на меня – а глаза-то у ней Ивановы, такие же пронзительные, ясные да лучистые. Лицом бела, губки – сахарные, брови – соболиные, коса – золотая, словно пшеничное поле на рассвете…

– Кто это?..

– Дочка твоя…

И тут же скрылось все за туманными жгутами, я не успела ничего и сказать, как тень Кащеева исчезла.

А я мешочек сжала в руке, да и пошла навстречу испытаниям. Думать о том, что дочке придется долги мои платить, не хотелось. Уверена была – уберегу. Недаром во мне сила живет чародейская…

Туман вскоре закончился, и я вышла на погост, заросший высокой травой. В этом месте ночь стояла, и холодный лунный свет лился призрачным серебром по камням над могилами. Жутко было, я мешочек развязала, приготовившись к встрече с умертвиями.

На языке дрожали, готовясь сорваться, слова колдовские, коим Кащей меня когда-то научил. Запах гнилых трав и мертвой земли, запах тухлой воды, цветов умирающих – все это могло кого угодно с ума свести, но не меня, не раз в таких местах бывавшую. Кащей нас еще на первом занятии сводил на погост да с нечистью проклятой свел, я тогда с тремя мертвяками справилась. Здесь их поболе будет, но теперь у меня еще и трава волшебная есть.

Два мертвяка выползли из-за треснувшего надгробия, выглядели они почти как люди, только кожа бледная больно была да запах стоял гнилостный. Тут еще двое показались… Приглядевшись, я поняла, что это один нечистик – просто тела сплелись, срослись. Выкатилось умертвие на тропу, зашипело, но слова, которым Кащей научил, поразили его, пеплом рассыпался мертвяк по траве, и стихло шипение.

Я с осторожностью дальше пошла – там, впереди, видна была арка, сухим плющом перевитая, и это был путь на волшебный остров, где источник живой воды бьет. За аркой виднелась сочная весенняя зелень, и доносилась трель соловьиная, и солнце огненным шаром висело над ивами и дикоцветными полянами.

Нежить не успокаивалась, то и дело лезла ко мне, скалясь полусгнившими лицами. Длиннорукие были мертвяки, с жесткими седыми волосами, что паклей торчали на уродливых головах. Много их осталось пеплом лежать, но многие и не решились из-за камней выйти, лишь шипели там и рычали, плевались ядовитой слюной, от которой трава пеплом седым осыпалась.

К счастью, таких пробужденных темной силой погостов мало было в мире явном, но здесь, на туманном пути меж мирами, часто встречались. Оживало кладбище оттого, что нежить уберечь хотела свое место от гостей непрошеных. Я для них – тьма и морок. Я для них – тварь проклятая, что пришла погубить.

Нельзя живому среди мертвых быть. Никак нельзя. Лишь легкий толчок руки умертвия может расколоть камень, что говорить о хрупком людском теле? И неслась я по погосту этому, словно ветер. И кричала заветные слова, бросая траву под ноги жутким чудищам, и ослеплял меня лунный свет ожившего кладбища, и билось сердце пойманной в силок птицей.

Но вот и арка… Убежать от нежити несложно – неповоротливые, медлительные. Главное, чтобы вдогонку ничего не бросили, с них станется и камень надгробный швырнуть. Навеки запечатанные здесь души лишены присмотра, лишены поминовения, вот и злы они, вот и ярятся… Мне даже жаль их стало, но помочь не смогу. Слишком их много, к тому же волшебный остров останется без присмотра, без стражников своих, а оставлять путь к живой и мертвой воде открытым никак нельзя – это ж все кто ни попадя начнут бродить по тропе мертвых, вовсе порядка никакого в мирах не будет.

И в этот миг я влетела в арку, и свет волшебного острова, на котором жили хранители живой воды, ослепил меня.

Журчание ручья, крики птиц, теплый ветер и мягкая, как ковер, трава… Испытания позади, скоро я добуду водицы живой да спасу своего царевича.

И сказка наша хорошо закончится – будет пир на весь мир да свадьба пышная.

Верила ли я в это?

Нет.

Но очень хотелось.

Туман дрожал за моей спиной, пока шла я к жрице волшебного источника – мертвая и живая вода скрывалась здесь, и путь лежал по узкой тропе, петлявшей между папоротниками и кустами черники, которые вдруг резко сменились осокой, хотя болота не было видно.

Но с тропинки я боялась в сторону ступать – там, где эта трава растет, там и топь может быть сокрыта, а тем паче находилась я в чародейском месте, от глаз людских спрятано оно было. И кто знает, какие ловушки могли подстерегать?

Вскоре я дошла до огромных мшистых валунов, на них сверкали серебристым светом древние руны и изображения животных – кабанов и лис, туров и оленей с изящными витыми рогами, волков и медведей, поднявшихся на задние лапы. Вязь старых заклинаний, туман старой магии оберегали это дивное место, и я сразу поняла – не пропустили бы колдовские камни человека с нечистыми помыслами, заговорены они от зла да нечисти.

Меня встретили три расхристанные девицы, кос они, видать, отродясь не плели, и пряди русых волос украшены были желтыми цветами. Я таких отродясь не видала – похожие на цвет шиповника, но с крупными тычинками, яркие и солнечные, казались они золотыми, с янтарными капельками росы… Девицы эти кружили рядом со мной, земли почти не касаясь, и вели меня к высокому костру, обложенному камнями. Я старалась не слишком на проводниц своих глазеть – вдруг да неприятно им лишнее внимание?..

Дым от этого костра столбом в небо уходил, хотя мороза не было и от ветра он должен был стлаться по земле. А вокруг пламени, что плясало и рдело знаменем алым, на этом древнем капище идолы стояли, вырезанные из мореного дуба. Лики хмурые были, едва обозначенные, но все ж узнала я в них змеиного бога Велеса – по рунам да по узору, коими завсегда божество это украшали, змейки в нем переплетены были в единый узел, и на головах их явственно виднелись маленькие короны с острыми зубьями.

Тут я к проводницам своим пригляделась, а у них зрачки узкие, вертикальные, да и подолы рубах неподпоясанных будто не ноги прячут – по песку и хвое за каждой девицей след тянется змеиный, как будто полоз прошел.