Виктория Войцек - Тени леса

— И что это значит, умник? — Пихаю его, хмурюсь. Не слишком я догадливая, понимаете?

— Это люди, Ишет. Такие как ты, как я.

Поджимаю губы. Вы ведь сейчас тем же вопросом задаетесь? Откуда ж тогда он взял, что это Ловчие, раз уж они ничем не отличаются от нас?

— А ты уверен, что это они и были?

— Да, — кивает Гарольд. — Пак’аш не щадит их. У кого кости переломаны, у кого руки не хватает, у кого — глаза, а то и сразу обоих. Как померли, так и встали по ту сторону. Да бестелесные они. Бесплотные.

— Бестелесные? Не вяжется как-то, голова. Ежели тела-то нет, то как оно поломанным быть может?

Хватаю себя за бок. Показываю: вот так люди выглядят. А то, что кожи да мяса не имеет, то, у чего, возможно, даже костей нет, иначе зовется.

— Они не имеют возможности полностью воплотиться. Они и есть, и нет. Глядишь прямо, и будто сквозь них смотришь. А в свете Клубка Ловчие и вовсе пропадают. Не хочет Эйнри видеть гостей из Пак’аш.

— Мерзость какая.

И где это видано, чтоб мертвяки без тела своего шастали? Обычно-то что? Кости голые, плоть червями изъеденная. То, чего коснуться можно, хоть и не хочется. А тут и не понять, как Ловчие существуют. Оболочки нет — образ один.

— Видать, поток ловят, за счет него и существуют. — Я киваю и откусываю от очередного клубня. И, кажется, что понимаю, о чем речь.

— Все куда сложнее.

Гарольд поднимается и берёт с пола кувшин. Одна из ладоней ложится на мою голову, треплет по волосам. Воротит от того, насколько заботливым он иногда быть может. Лиат собирается нагреть воду. Для меня. Чтобы дать умыться, пока он в компании Дио Торре и малыша Зенки будет заниматься тем делом, которое мне привычно, да от которого у людей правильных да честных дыхание перехватывает. Тащить все, что пригодиться может.

Так я остаюсь в комнате одна и снова ложусь, только теперь — на пол, а не на землю. Слышу, как стучится в окна дождь, как этажом выше обсуждают что-то. Отщипываю кусок хлебного мякиша, подбрасываю в воздух, точно шерстяной шарик, ловлю, мну пальцами и снова отправляю в полет.

Совсем недавно произошли одни из самых пугающих в моей жизни событий, с которыми я не столкнулась напрямую: увидела лишь последствия. И они заставили задуматься: а по верной ли дороге я иду? Не свернула ли куда не туда? У каждого из вас в жизни наверняка был такой момент. Гоните прочь лишние мысли. Избавляйтесь от сомнений. Не бывает верных и неверных дорог. Бывают лишь ваши и чужие. И если вдруг вы оказались где-то не там, всегда есть возможность вернуться. А кто станет утверждать обратное, тот нагло врет. Уж поверьте мне.

Да, я вляпалась. Да, мне было страшно настолько, что дрожали даже уши. Но не это ли залог хорошей истории? Настоящие чувства, которые хитро переплетаются с сюжетом, помогая создать полную картину. И вот вы сидите и думаете: а правда ли то, о чем я рассказала? Действительно ли существуют Ловчие Аттерана? И могут ли они появиться прямо здесь, прямо сейчас?

Прислушайтесь и, возможно, услышите лошадиное ржание. Совсем близко.

Если это так, то бегите. Со всех ног бегите. И не оглядывайтесь.

Когда нас направили в Сагв а р, я была немало удивлена. В городе, пусть и небольшом, есть своя гильдия охотников за головами, есть свои искатели приключений. Они — малолетние сопляки, которые только-только узнали, с какой стороны держаться за оружие. И все-таки «наш герой проткнул свое лицо мечом» — не совсем та причина, по которой хочется тащиться через добрую половину тоу.

Сагвар — место прибыльное. Есть, где размахнуться. Таверны не похожи на то дерьмо, к которому я привыкла. Вместо пыльных мешков и проеденных насекомыми покрывал — настоящие кровати и одеяла, такие большие и удобные, что я невольно вспоминаю детство, когда утопаю в мягкой, набитой перьями подушке.

Сюда приезжают торгаши из соседних тоу, ставят столы на широченных улицах, раскладывают всевозможные товары: от сладостей в маленьких завязанных лентами мешочках до оружия. Последнее оказалось настолько ладным, что десяток су я выложила за кинжал, похожий на листок из темного металла. Старый же обменяла в ближайшей лавке. В отличие от многих, я не даю вещам имена, не привязываюсь к ним. Как и к людям. Главное — чтобы не подводили.

Стало быть, мы здесь, в Сагваре. Тратимся, пьем и веселимся. Народ-то тут щедрый. Мне не раз уже в тавернах в ладонь вкладывали по одному су, а я делала вид, что улыбаюсь, обнажая белые зубы. И мне улыбались в ответ. Да, я могу казаться приветливой. Да, потому что мне платят. Накиньте пару су сверху, и я вам даже станцую!

Только всякий раз компаньоны напоминают, что мы здесь не развлечений ради.

Причина, по которой гильдии понадобились именно мы, довольно банальна: местные горе-охотники, состоящие в ней, умирают. Такими темпами последние из тех, кто остался в живых, просто сбегут, сославшись на проклятье. Ведь куда легче поверить, будто от тебя хочет избавиться озлобленный невидимый мужик, ага, чем пораскинуть мозгами и понять, что же происходит на самом деле. Да и откуда там мозги-то? Раз уж эти недомерки (поверьте, я видела их в стенах гильдии) оставили свои семьи и отправились в другой город в надежде хорошенечко заработать.

Да-да, вас интересует, чем от них отличаюсь я. Тоже сбежала из дома, тоже встряла в какую-то задницу, тоже в конечном итоге вышла на гильдию охотников за головами. Разница очевидна: я жива, а они — нет. Смекаете? Даже Сатори на их фоне выглядит не такой бесполезной. По крайней мере, она не строит из себя героя, не лезет вперед. И молчит. Ах, как же мне нравится, когда она молчит.

И вот мы уже стоим на окраине Сагвара — там, где дорога делится надвое, — перед невысоким одноэтажным зданием. В нём, говорят, жила последняя из пропавших. Возможно, живет до сих пор, просто никто проверять не желает. Проклятья боятся. А может, врут они все. Может, давно уже зашли, стащили то, что можно продать, только сознаваться не хотят. Кто ж в здравом уме скажет, что обчистил дом пропавшего товарища? Гильдия охотников друг за другом, мать их.

— Чуешь?

Это произносит Дио. И, по обыкновению, облизывается.

У меня не настолько чувствительный нос. Да только и без того понятно, что хочет донести до меня стоящий рядом Торре: воняет гнильем. Где-то совсем рядом. И когда я тяну дверь на себя, вонять начинает сильнее.

Она все еще здесь — эта девочка с белыми волосами, одетая в простецкое платье. Лежит на полу неподвижно, точно спит. А на ногах босых изрезанных сидят бабочки. Десятки синих бабочек, влетевших в дом через приоткрытое окно. Эти большекрылые твари чуют трупнину не хуже пещерных. Мерзкие падальщики!