Виктория Войцек - Тени леса

— Я бы дала ему теплую накидку, — неожиданно мягко, без страха в голосе продолжает Сатори. — А Зенки, — она тянет к нему ладонь, — поделится похлебкой.

— Но не лепешками! — Поднимаюсь и отряхиваю колени. — А еще, рыжая, я забираю себе твою. Как плату за то, что именно ты решила оставить это домашнее животное.

«Домашнее животное» все еще молчит. Понимает, что, стоит разок высказаться, и его отправят в лес. Искать другой костер, другую еду. И других людей, которые доделают то, что не доделала я.

— Тогда поступим так: Сатори и Дио отправляются за хворостом, я присмотрю за Антахаром, Зенки — за едой, Гарольд… — выдыхаю и разворачиваюсь на пятках, — попытайся просто не злить меня.

Ухожу. Подбираю с земли тимбас, рубашку и, кутаясь в нее, сажусь под огромным раскидистым деревом. Устраиваюсь на одном из корней, прижимаюсь затылком к стволу.

Я не буду следить за ним. Даже если в ночи он решит кого-то ограбить. Уж очень сомневаюсь, что Антахар просто желает погреться, ага.

Самриэль необычен. Не только тем, что, как и я, он галлериец. Не только обожженным лицом. На самом деле он не выглядит как мелкий воришка, скорее — как тот, кого стоит от этого самого воришки защищать. У Антахара благородное лицо. Даже, мать его душу, окровавленное, помятое — все равно благородное. А на шее-то побрякушка блестит, явно не из дешевых. Ее бы снять да припрятать, но Самриэль то ли не хочет, то ли не может. На поясе — короткий клинок висит. Ремнями к ноге примотан. Видать, хочет мальчик выглядеть, точно герой из книги. Из не самой удачной книги. Он одет богато. Да его тряпки стоят больше, чем все, что таскаем с собой мы! Удивляюсь: и чего ему дома-то не сидится? Только вот мне ли осуждать. Сама сбежала.

Закрываю глаза. Пытаюсь расслабиться. Но не заснуть мне под голоса.

Вот девочка рыжая дергает Зенки, интересуется чем-то. Она к нему явно небезразлична. Неудивительно: наш кириан единственный, кто не желает избавиться от маленькой обузы и всячески помогает ей. Рядом с ним Сатори оживает. Щебечет, бегает, смеется. А Зенки и радуется, точно дурак влюбленный.

Вот Дио, видимо, отправившийся в лес один, возвращается и бросает на землю найденные ветви. И что-то, судя по звуку, с которым предмет падает, тяжелое. Зная нашего здоровяка, он вполне мог выкорчевать пень.

Вот Антахар спрашивает у Лиата, что со мной не так, и получает в ответ короткое: «Все». Как узнала, что речь идет обо мне? Так кого еще он может назвать ненормальной?

— Ты ее не трогай, — предупреждает Гарольд.

Явно желает добавить: «И меня», но вместо этого слышу, как шелестят страницы книги. То, что он не в настроении говорить, Лиат решает просто продемонстрировать.

— Пещерного не боитесь? — не унимается Самриэль.

— Мы — нет, — ему отвечают нехотя. Давая понять, что следует все-таки быть осторожнее с Дио.

Антахар болтлив. Даже слишком. Поняв, что Гарольд полностью погрузился в чтение, он направляется к костру, где его тепло приветствует наша рыжая девочка. Она не умеет ничего. Ничего. Она просто милая. И это Самриэлю почему-то нравится. Он щедр на комплименты, особенно — когда Сатори осторожно вытирает рукавом кровь с его щеки. Это я вижу, приоткрыв один глаз.

Рыжую девочку не пугают ожоги. По крайней мере, она молчит. Молчит и тогда, когда Антахар берёт ее за запястье и поднимает ладонь выше — к виску. Ему нравится забота. Это заметно по наглой улыбке.

Не слишком ли быстро ты пришел в себя после удара сапогом по лицу, малыш?

Собравшихся у котелка, варево в котором помешивает Зенки, ни капли не смущает то, что Самриэль уже вовсю смеется и болтает с ними, как со старыми друзьями. Разве что иногда, будто намеренно, напоминает о том, что нос болит. И ребра, которые я задела, тоже.

— Отделала тебя красотка. — Дио хватает его за плечо и встряхивает. — И не удивительно. Смотри-ка, какой тощий.

— Не всегда решает сила.

Но стоит прозвучать этим словам, как Торре толкает Антахара в сторону. Проехавшись по земле, тот заваливается на бок. Самриэль вынужден признать свое поражение. А как тут не признаешь, когда здоровяк стоит над тобой, угрожая вот-вот наступить на лицо? Это-то помощнее моих ударов будет.

— Косточка, — фыркает Дио и возвращается к огню.

Что же делаю я? Я пялюсь на небо. На наполовину расплетенный Клубок. И думаю.

Ненавижу такие моменты. Почему? Вы издеваетесь? Задайте себе вопрос: какие мысли чаще всего лезут в голову, когда не получается уснуть? Бесполезные, лишние, а самое главное — навязчивые.

Может, стоило все-таки спросить у Гарольда о моём отце?

И почему так раздражает одним своим присутствием Антахар?

Как поживает сестренка? Младшая, знаете, не так дурна была. По крайней мере, она одна хваталась за плащ, когда я уйти решилась, не желая отпускать.

Помнит ли меня Дарнскель, тоу’рун Лиррийский?

И этих вопросов все больше. Они не волнуют, но мешают. Точно назойливые насекомые, жужжащие над ухом. Точно… мои спутники, болтающие неподалеку.

Не понимаю, что хуже: пустые разговоры или мысли о том, что стоило бы взять мелкую с собой. А что? Она бы понравилась Дио. Жаль, я уже начинаю ее забывать. Зато помню глаза — большие, ярко-голубые. Слепнущие.

— Ишет!

Оказывается, если рыжей девочке уделять внимание, не указывать, где ее место, она становится чуть смелее. Настолько, что не боится окликнуть меня по имени, заметив, как я ворочаюсь, и жестом позвать к костру. Сатори улыбается так, будто думает, что я не смогу ее ударить.

— Красотка!

Прежде чем я успеваю ответить, куда стоит засунуть подобные предложения, вежливость и желание наладить контакт, ко мне подходит Дио и, отряхнув ладони, хватает под мышки. Он закидывает меня на плечо и, будучи в хорошем настроении, хлопает по заднице. Я вздрагиваю и бью кулаком между лопаток. Но едва ли мой удар почувствовали.

— Холодная вся. Как труп. — Он трет мою ногу.

— Давай ты заигрывания свои для кого другого оставишь.

А ведь пещерные-то их едят. Мертвых. Не сомневаюсь даже, что, говоря, Торре облизывается. Снова бью его между лопаток, на сей раз — чуть сильнее. Но он лишь усмехается.

Есть один большой недостаток в путешествиях с кем-либо: приходится подстраиваться. Всем. Будь моя воля, сняла бы комнату: жесткая кровать всяко лучше ночевки под открытым небом. Или отправилась бы в путь сейчас, не растрачивая время. Но вместо этого я сажусь между Зенки и Дио и протягиваю ладони к огню. На взгляд Торре, в котором читается: «Почеши, а?», качаю головой: и не собираюсь. Я хочу согреться, выпить и направиться спать. Его хорошее настроение не распространяется на меня. Скорее, наоборот — раздражает еще больше.

— Хочешь? — Услужливый Зенки протягивает мне лепешку.